ТЕМА: Как вы пришли к вере,какая религия? Подтверждения?

dysha.info/public/duh/659-prostit-i-isprosit-proscheniya.html

Прощённое воскресение.

Как часто – практически во всех неприятностях с ближними – нам почему-то кажется, что сами мы ни при чем и нисколечко не виноваты. Уже в библейском описании грехопадения первых людей мы читаем, как Адам оправдывался перед Богом: нет, это не я виноват, а жена, которую Ты мне дал. В свою очередь жена говорит: это не я, а змей (см.: Быт. 3: 11–13). А змею, выходит, и деться некуда, хотя он, как тварь Божия, тут ни при чем. По объяснению святых отцов, змеем воспользовался падший денница, чтобы соблазнить людей. Но его соблазн не томил сладкой истомой первых людей, еще чистых, не изведавших на собственном опыте греха. Они сами распахнули двери своего сердца навстречу загадочному искушению, проявив откровенное недоверие Богу. Так вот, их самооправдание сделало невозможным покаяние: они не захотели сказать: «Господи! Мы согрешили, прости!» – а значит, их исправление в тот момент было уже невозможно.

Удивительно, мы можем понаблюдать за собой: всегда, когда мы всячески оправдываем себя, в душе нет покоя и мира, а какое-то мутное чувство самодостаточности своего «я», возвышающегося, словно надменный истукан, над всем окрестным миром, над миром, по нашему мнению, несовершенных друзей, коллег и знакомых.

Самооправдание проявляется во мнении, что наши проступки вовсе не проступки: так сложились обстоятельства, что мы вынуждены были поступить именно так, нам неправильно представили ситуацию и т. д. и т. п. Самооправдание заверяет, что сами по себе мы святы и только внешние обстоятельства не дают нам раскрыть себя во всей полноте. Такая позиция вносит в душу мрак, лишает ум ясности, а сердце – чистоты и покоя. Один брат спросил авву Пимена: «Что мне делать? Меня давит какая-то тяжесть». Старец ответил: «Когда пловцы большого судна увидят, что наступает мрак, они пристают к берегу и вбивают кол, чтобы судно не ушло. Этот кол есть самоосуждение». Признавая вину свою, а не ближнего, мы сможем удержать душу у пристани спасения.

Для этого нужно научиться говорить «прости». Это слово есть лучший способ для уврачевания конфликтов и исцеления от греха. Оно извергает из сердца яд зла и призывает к тому же обидчика или обиженного. В житии преподобного Кирилла Белозерского повествуется, как в обители святого жил монах Феодот, который до того возненавидел преподобного, что не мог не только видеть его, но и слышать. Никому не удавалось убедить Феодота отложить свою беспочвенную вражду, так что Феодот решил уйти из монастыря. Перед этим он, как полагалось, зашел к настоятелю на исповедь. Святой Кирилл принял его с такой любовью, что, прежде чем тот исповедал свои помыслы, сказал: «Любезный о Христе брат! Все обманываются, почитая меня человеком добрым, один ты судил правильно, признав мои грехи и злобу. Но, уповая на милость Господа, Который поможет мне исправиться, прошу и тебя простить оскорбления, мною тебе нанесенные, и молиться за меня милосердому Спасителю». Пораженный смирением и незлобием настоятеля, монах тут же раскаялся, признал свою неправоту и просил прощения. После этого Феодот уже и не думал выходить из-под начальства преподобного Кирилла. Так испрашивание прощения изменило другого человека, явив ему свет смирения и любви.

Поразительно, но люди интуитивно чувствуют, что перед лицом вечности нельзя таить друг на друга зла. Когда два человека навсегда расстаются, они говорят друг другу «прощай», то есть «мы уже не увидимся, и потому не будем держать друг на друга обид». Когда умирает человек, он также просит у родных и близких прощения. Потому что вечность – это встреча с Богом, а перед Богом не оправдается душа, обремененная грузом злых мыслей. Но Бог видит нас и в повседневной жизни, видит, как мы ведем себя с окружающими, поэтому чем чаще человек очищает свою совесть этим удивительным словом «прости», тем все более он становится счастлив.

Обыкновенно нам стыдно признаться в своих ошибках перед людьми. Но если мы будем признавать их хотя бы перед самими собой, то это уже достижение. Не задвигать собственные оплошности на задворки памяти, как бы прятать их от самих себя, а заострить внимание, в чем я был неправ перед ближними, внимательно для себя разобрать, как мне следовало поступить и что я могу исправить. Не зря святые отцы рекомендуют каждый вечер испытывать свою совесть, вспоминать все совершенные за день грехи, каяться в них и стремиться не повторять. Если мы приобретем этот навык, наши отношения с другими людьми станут заметно лучше. Ведь только тот, кто видит свои ошибки, способен исправить их.

Тем не менее, мало просить прощения у обиженных нами людей. Ведь может случиться так, что кто-то причинил нам неприятность, сам не просит прощения, тогда мы должны решиться на важный для нас шаг – самим простить другого.

А приходилось ли вам замечать, что, когда вы прощаете обидчика, внутри как будто развязывается тугой узелок? Словно с души снимается тяжелый груз – и становится легче. Мы призваны прощать, чтобы в глубинах души не был стянут железным узлом грех злопамятства.

«Прощайте, и прощены будете» (Лк. 6: 37), – говорит Спаситель.

Давайте задумаемся. Когда мы становимся на молитву, то, конечно, хотим, чтобы Бог простил нам наши грехи. Но если при этом мы сами не прощаем других, то как просить себе прощения у Бога? Евангельские истины очень просты: Господь прощает нам тогда, когда мы прощаем другим, Он отпускает нам наши долги, когда и мы отпускаем должникам нашим.

«Тогда Петр приступил к Нему и сказал: Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз? Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи раз, но до седмижды семидесяти раз» (Мф. 18: 21–22). Чтобы более наглядно понимать, о чем идет речь, Христос рассказывает притчу про раба, задолжавшего царю огромную сумму. Раб упросил царя простить ему долг, но как только встретил своего должника, крайне немилосердно отнесся к нему: посадил в темницу, пока не будет возвращен весь долг. Когда весть об этом дошла до государя, тот, разгневавшись, предал немилосердного раба истязателям. А Христос заключает притчу словами: «Так и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его» (Мф. 18: 35).

Преподобный Марк Подвижник говорит: «Кто сам за себя мстит, тот как бы осуждает Бога в недостатке правосудия». Неужели мы думаем, что Бог не знает, кому и как воздать? Христианин же призван воевать не с людьми, а с грехами. Поэтому и целью ставится не отомстить кому-то, а еще раз победить плохое, что подступает к душе.

Прощение причиненных обид в духовном смысле имеет величайшую цену, поскольку уподобляет человека милосердому Богу. «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники? Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5: 43–48).

Впрочем, достичь совершенства трудно. В одной телевизионной передаче, в которой автор этих строк принимал участие, молодой человек, Богдан, сказал: «Я никогда не прощу свою мать за то, что она делает: пьет и не думает исправляться». Как непросто было найти слова, которые помогли бы ему совершенно по-новому взглянуть на эту проблему: мама губит себя, это ее болезнь и великая беда; если мы любим маму, нужно помочь ей освободиться, но никак не замыкаться на себе и думать, что я чего-то не получил от мамы из-за этой ее трагедии.

Но все же – и пусть не судит меня строго читатель – этот молодой человек, Богдан, в какой-то мере прав (стало быть, и его мы не должны осуждать). В детстве он не испытывал тех материнских тепла и заботы, какие имели другие дети. Ведь, по сути, мама бросила его с сестрой, они жили у тети. Так что сама его фраза: «Я не прощу маму за то, что она пьет и не хочет исправиться» – лишь выражает протест против сложившегося положения вещей.

Только вот всякий раз, когда мы не прощаем своего обидчика, мы завязываем в душе невидимый узелок. Множество непрощенных обид – это множество узелков, удушающих нас. Напротив, всякий раз, когда мы прощаем кого-либо, на душе сразу становится легче. Поэтому прощение есть свобода сердца, радость обретения. И это прощение нужно прежде всего для нас самих.

Каково же было мое удивление, когда через год, при новой встрече с Богданом в телепередаче, посвященной прощению, он изменил свое отношение к маме. Оказалось, за полгода до этого Богдан сам пошел к ней, сам сказал: «Мама, у тебя есть мы – твои дети. Я готов заботиться о тебе, помогать. Но и ты постарайся исправиться». Ему трудно было сделать первый шаг, но, как только он его сделал, на душе стало легче. А мама в слезах пошла в храм, исповедалась, причастилась. Она старается жить по-новому, а у Богдана появилась отдушина.

Прощение способно преобразить тех, кого мы прощаем. Святой архидиакон Стефан, этот первый христианский мученик, молился об убивавших его: «Господи! не вмени им греха сего» (Деян. 7: 60). И впоследствии Савл, одобрявший убиение первомученика, чудесным образом был обращен ко Христу, стал апостолом Павлом. Известны люди, в свое время крайне критически относившиеся к Церкви, вере и христианским святыням, категорично спорившие о религии, но потом непостижимым, только Богу известным образом пришедшие ко Христу. Кто знает, может, этому обращению способствовали молитвы о них, молитвы о том, чтобы Господь привел их к Себе и «не вменил им греха сего». Прощая другого, мы свидетельствуем, что в человеке еще есть святое и доброе и что в нас самих не умерла вера в Бога, способного претворить холодное сердце в живое и любящее.

Преображающая сила прощения подробно и ярко описана в романе Виктора Гюго «Отверженные». Проведший многие годы на каторге Жан Вальжан, получив свободу и не найдя себе нигде приюта, попросился переночевать у епископа. Владыка принял его радушно, накормил и уложил спать в уютной комнате. Ночью бывший каторжник проснулся и, не справившись со своей порочной натурой, украл всю серебряную посуду, которой пользовался епископ и другие проживавшие в его доме люди, и скрылся. Утром епископ спокойно объяснил происшедшее: «Я был неправ, пользуясь, и так долго, этим серебром. Оно принадлежало бедным. А кто такой этот человек? Несомненно, бедняк». Но вот жандармы привели трепещущего Жана к епископу, показывая украденное серебро. Епископ невозмутимо обратился к нему: «Очень рад вас видеть.

Но послушайте, ведь я вам отдал и подсвечники. Почему же вы не захватили их вместе с вашими приборами?» Оказывается, он все это подарил и никакой кражи не было! Жандармы отпустили вконец растерявшегося вора. Такое прощение и нежданная любовь произвели в его душе переворот, заставили переосмыслить прожитую жизнь, а затем привели к покаянию и нравственному воскресению.

Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Если ты не прощаешь врага, то не ему наносишь вред, а самому себе: ему ты часто можешь вредить в настоящей жизни, а себя самого делаешь безответным в будущий день. Ибо ничего так не отвращается Бог, как человека злопамятного, как сердца надменного и души раздражительной».

Если бы мы окинули внутренним взором всю свою жизнь и подумали о том, что нас ждет в жизни будущей, представили Суд, который неминуемо последует, то поспешили бы прощать других, чтобы и мы были прощенными. «И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим» (Мф. 6: 12), – просим мы в молитве Господней, но подчас произносим эти слова механически, без сердечного чувства, без веры в прощение. Нам трудно прощать других, поскольку мы не понимаем великой ценности прощения. Ущерб от обиды кажется слишком существенным. И только Евангелие способно открыть нам глаза: чем больше прощаешь других, тем больше и тебе самому отпустится.

Постараемся же вспомнить свою неправоту, от всего сердца испросить у наших ближних прощения, а заодно простить все обиды, которые таятся в глубинах нашей души, и таким образом сделать шаг к той внутренней свободе и радости, которые Господь подает сердцу милостивому и незлобивому.

Валерий Духанин

Будь уверен: когда покинешь этот мир, ты вновь встретишь души людей, занимавших важное место в твоем сердце, но ушедших раньше. И не беспокойся о тех, кого оставляешь на Земле, ибо ты будешь встречать их снова и снова и будешь любить на протяжении всей вечности... впрочем, вы и не расстаетесь никогда. Ибо когда речь идет о любви, разлуки не существует, и нет ожидания там, где есть только Сейчас. Умиротворение, радость и любовь твои - ныне и всегда. Так есть и так будет во веки веков. Аминь.

Притча.
Однажды добрый человек беседовал с богом и спросил его: Господи, я бы хотел узнать, что такое Рай и что такое Ад. Господь подвел его к двум дверям, открыл одну и провел доброго человека внутрь. Там был громадный круглый стол, на середине которого стояла огромная чаша, наполненная пищей, который пахла очень вкусно. Добрый человек почувствовал, что у него слюнки потекли. Люди, сидящие вокруг стола, выглядели голодными и больными. Все они выглядели умирающими от голода. У всех их были ложки с длинными-длинными ручками, прикрепленными к их рукам. Они могли достать чашу, наполненную едой, и набрать пищу, но так как ручки у ложек были слишком длинные, они не могли поднести ложки ко ртам. Добрый человек был потрясен видом их несчастья. Господь сказал: "Ты сейчас только что видел Ад".

Господь и добрый человек затем направились ко второй двери. Господь отворил ее.
Сцена, которую увидел добрый человек, была идентичной предыдущей. Тут был такой же огромный круглый стол, та же гигантская чаща, которая заставляла его рот наполняться слюной. Люди, сидящие вокруг стола, держали те же ложки с очень длинными ручками. Только на этот раз они выглядели сытыми, счастливыми и погруженными в приятные разговоры друг с другом.

Добрый человек сказал господу: Я не понимаю".
Это просто", - ответил ему Господь, "Эти научились кормить друг друга Другие же думают только о себе".
Ад и Рай устроены одинаково. Разница - внутри нас.

Я далека от церкви,но рассказы батюшки читать люблю...светлые они...правдивые и человечные.


Единственный способ победить.

Первая неделя Великого поста. Самая строгая и самая трудная. Служить приходится каждый день, а сами службы долгие и однообразные. Вместо пения много читаем, а если что и поём, то безо всяких красот, протяжно и в унисон.

В первые дни поста почти ничего не ешь. К постной пище быстро привыкаешь и вскоре начинаешь ощущать в теле непривычную лёгкость, поклоны кладутся запросто и походка становится такой, словно ты не идёшь, а паришь, едва касаясь земли. А разговеешься, и чувство лёгкости исчезает.

В пятницу первой седмицы Великого поста мы съехались в один из храмов сослужить епископу. Февраль месяц, накануне выпало много снега, и его ещё не успели убрать. Машины приходилось бросать где придётся, забираясь в сугробы и надеясь, что после службы тебе помогут выбраться на дорогу. Однажды точно так же владыка приезжал к нам, и тоже на литургию преждеосвящённых даров. Помню это чувство, когда епископ сам причащается, а потом и всех нас причащает освящённым тобою «агнцем». В этом чувстве нет тщеславия или гордыни, скорее захватывающее дух ощущение причастности к Тому, перед Кем все равно недостойны – и епископы, и рядовые священники.
После службы клиросные, иподиаконы и мы, священники, следуем в трапезную. Мы выстраиваемся и идём попарно через внутренний дворик, точно монахи в монастыре. Вернее, мы пробираемся по сугробам. Дворники из числа волонтёров увлеклись молитвой и забыли расчистить дорожку.

Для владыки общая трапеза после службы – дело очень важное. Он помнит всех, кто сослужил ему у престола, и не сядет за стол, пока не убедится, что все в сборе.

Сам он идёт последним, в монашеском клобуке и с жезлом в руках. Идём в тишине – пост, трезвон не положен. Перед входом процессия останавливается, и мы пропускаем епископа вперёд. Вот он уже почти подходит к двери и собирается взяться за ручку. Как вдруг совершенно неожиданно рядом с ним появляется женщина. То, что это женщина, догадаешься не сразу. Она неопределённого возраста, хотя понятно, что немолодая, и одета не пойми как. Лицо обрюзгшее, щёки наплывают на воротник. Взгляд, устремлённый на владыку, и глаза, горящие ненавидящим безумием. Но всё это мы разглядели после, а пока ещё только слышим её пронзительный вопль:
– А-а-а! Посмотрите на него! Ишь ты, идёт он тут у нас с палкой. Страшный какой! Не боюсь я твоей палки! Вот только ещё хоть раз к нам появись, так я сама тебя этой палкой и отделаю!

Откуда она взялась? После я добросовестно обшарил весь дворик в поиске её следов, но они шли только в одну сторону, это уже когда она от нас убегала. Убегала, хотя никто её не преследовал.

Она кричит, а владыка стоит, опершись на палку. Она, не отрываясь, смотрит на него, а он – куда-то вниз, себе под ноги. Странно, но почему-то никто из нас не вмешался и не прогнал её. Хотя бесноватые и не опасны, они не станут нападать. Они просто кричат, причём кричать могут о чём угодно. Порой оскорбительно, а иногда как бы обличая в содеянных грехах. В тишине маленького внутреннего дворика крик бесноватой звучал совершенно нелепо и даже как-то болезненно на фоне тишины и белого, искрящегося под солнцем снега.

Епископ продолжал молча опираться о посох. Женщина кричала всё тише, её взгляд всё больше приобретал осмысленность и утрачивал злобность. Наконец, она метнулась в сторону и быстро, чуть ли не бегом, если так можно сказать про человека, пробирающегося по глубокому снегу, удалилась.

Уже за столом владыка поинтересовался, знает ли кто-нибудь эту женщину. Оказалось, никто её раньше не встречал. Один из священников, уже пожилой и, наверно, самый опытный из нас, отец Николай, спросил:
– А как вы думаете, владыка, могла эта бесноватая просто взять и материализоваться?
– Как это?
– Не знаю, из воздуха, что ли. Вот отец Александр говорит, что осмотрел весь дворик, но так и не обнаружил, как она сюда попала.
– Чудеса, – владыка разводит руками и улыбается, а потом предлагает: – Раз у нас всё так складывается, давайте поговорим о чудесах.

Помню, я, ещё будучи священником, познакомился с тогда уже немолодой женщиной. Поскольку она имела медицинское образование, в сорок первом году попала на фронт, на самый передний край. Наравне с мужчинами пришлось участвовать в боевых действиях и испытать на себе весь ужас войны. И вот однажды, в один из дней, когда было очень уж страшно, она, прежде неверующий человек, комсомолка, опустившись в изнеможении на какой-то пенёк, как могла, взмолилась:
– Господи, если Ты есть, помоги! Мне страшно, я ещё совсем молодая и хочу жить!

Глаза поднимает и видит – стоит перед ней старичок, весь такой домашний, смотрит на неё словно, родной дедушка, и улыбается:
– Не бойся, внученька, ты не умрёшь. Пройдёшь сквозь войну и невредимой вернёшься домой. Только не забывай молиться.
– Кому, дедушка?
– Богу молись, деточка.

Тут её внимание что-то отвлекло, и дедушка пропал так же неожиданно, как и появился. А она действительно потом дошла с нашими войсками аж до Берлина и ни разу не была ранена. Молилась постоянно и говорила, будто это к ней сам святитель Николай приходил. Её несколько раз представляли к орденам и медалям, только она награды брать не соглашалась.

После войны поселилась в Сергиевом Посаде, тогда это ещё был Загорск, и стала монахиней в миру. Я бывал у неё дома. Последний раз заезжал, когда уже служил епископом. Добрая такая старушка, увидела меня с панагией и от неожиданности растерялась.
– Благослови, владыка.

Суетится, не знает чем и угостить. Потом вспомнила:
– Да у меня же под кроватью банка кислого молока! Сейчас я тебя угощу, владыка. А то потом скажешь, вот, мол, к бабушке заходил, а она даже за стол не усадила.

Я её останавливать, но бабушку уже не угомонить. Забирается она под кровать, шарит там в темноте и в волнении опрокидывает банку. До сих пор помню, как оно разливается по полу, течёт к моим ногам, а моя старушечка плачет:
– Нечем мне тебя угостить, владыченька.

Я её потом и отпевал. Такое вот чудо, отцы.

Отец Игорь, учёный биолог, в начале перестройки перебрался в Европу и преподавал в одном из немецких университетов. Спустя много лет профессор вернулся на родину и принял сан.

– Благословите, владыка. Сейчас вот пришло на память, – начал он свой рассказ. – Дружил я с одним человеком из числа наших эмигрантов из России. Там, вдали от родины, многие приходят в храмы, образуя православные общины. Вот и они с женой тоже пришли. Только верующей по-настоящему была она, а он приходил с ней больше за компанию. Конечно, женщина мечтала, чтобы её муж тоже поверил, и постоянно об этом молилась.

Мой знакомый работал в дорожной бригаде. В тот день они, установив специальное ограждение и предупреждающие знаки, проводили ремонт на одной из полос скоростной трассы. Прокопали траншею глубиной этак сантиметров семьдесят. Он как раз и стоял в этой самой траншее, а один из водителей зазевался и, не заметив предупреждающих знаков, сметая ограждения, вылетел прямо на дорожников.

И вот ситуация: машина по всем законам физики неминуемо должна была его раздавить. Тем более что он в тот момент стоял к ней спиной и не мог её видеть. Все кинулись врассыпную, понимая, что товарищ их обречён. И вдруг какая-то невидимая сила в доли секунды выдёргивает человека из траншеи и отбрасывает далеко в сторону. Мой товарищ даже не ушибся. Он сам мне эту историю и рассказал.

– Получается, он спасся по молитвам своей жены?
– Скорее всего, да. Больше-то о нём никто не молился.
– И какова дальнейшая судьба этого человека? Он стал верующим?
– Нет, – отец Игорь в раздумье повёл плечами, – почему-то не стал. Более того, спустя какое-то время супруги расстались.

За столом воцарилось молчание.

– А я, – прервав молчание, отозвался один из батюшек, – был знаком с одним предпринимателем. Всю жизнь человек строил жилые дома и производственные помещения, а когда советская власть закончилась, собрал вокруг себя опытных работяг и принялся работать самостоятельно. Дела его пошли в гору, и скоро он уже был одним из самых состоятельных людей в нашем городе.

Этот человек никогда и никому не помогал. Пока однажды к нему не пришли и не попросили об этом. Он подумал: а почему бы и не помочь? И помог, потом ещё кому-то, и ещё. Ему понравилось помогать людям. И храмам помогал, хотя на службы никогда не ходил и не молился. Помню, звоню ему зачем-то, а он сразу:
– Ты куда пропал? Неужели вам ничего не нужно?

Однажды в разговоре с другим бизнесменом я обмолвился о том, что наш общий знакомый занимается благотворительностью и помогает очень многим.

– Как?! – воскликнул мой собеседник. – Быть такого не может! Серёжа и благотворительность – понятия несовместимые. Да он всегда был скрягой, снега зимой не выпросишь.

Наверное, Серёжа и сам так думал, пока не понял, что он на самом деле собой представляет.

Он погиб в автомобильной катастрофе. Отвлёкся на телефонный звонок.

Несколько месяцев спустя я случайно пересёкся с его вдовой и услышал от неё удивительную историю.

– Серёжа явился мне в ночь с тридцать восьмого на тридцать девятый день после смерти.
– Вы хотите сказать, приснился?
– Не знаю, судите сами. Он сказал: «Наташа, я не успел помочь одной женщине. Она приходила и просила о детях. Нужны два слуховых аппарата. Я пообещал, но попал в аварию. Вера Ивановна, наш бухгалтер, должна её помнить, разговор был при ней, и она записала адрес той женщины у себя в ежедневнике».

На следующий день мы с Верой Ивановной перерыли её бумаги и нашли ту запись. Созвонились с просительницей, договорились о встрече и выкупили заказанные ею слуховые аппараты.

Кто-то вздохнул:
– Да, после такого видения точно в церковь побежишь.
– Нет, никто не побежал. Хотя, может, ещё не время.

– Во сне много чего случается, – продолжил очередной рассказчик. – И духи, бывает, приходят разные. Наши дети выросли, и мы с матушкой остались вдвоём. Она частенько уезжает в Москву нянчиться с внуками, а я живу один.

Однажды сплю у себя на диване, обычно я его не раскладываю. И чувствую, будто лежит со мной кто-то рядом и меня обнимает. Хорошо так обнимает, плотно, и руки и ноги, всё обхватил.

Сплю я чутко. Проснулся и сразу понял, кто меня обнял. Матушка и раньше просила квартиру освятить, замечала – живёт у нас кто-то. Я не верил и всё отшучивался: ты, мол, уезжаешь, так пусть хоть кто-нибудь со мной остаётся, всё не один. Дошутился.

Начинаю мысленно читать «Отче наш» – не отпускает. Тогда вспоминаю «Да воскреснет Бог» и чувствую, как невидимые, но очень сильные руки что есть мочи сдавили меня в своих объятиях. Ещё немного, и мои кости затрещат. Мелькает мысль: хорошо, ещё дышать могу. Страха никакого, знаю, никуда он не денется, отпустит. И действительно, под конец молитвы отпустил. А я на него разозлился и давай ругаться.

– Вот это ты, отец, напрасно, – отозвался владыка. – Не стоит с ними ругаться. Они этого только и ждут. Помню, в житии оптинского старца Макария есть такой эпизод. Один бесноватый подбежал к преподобному и ударил его по щеке. А тот ни секунды не раздумывая, подставил ему другую. Не человеку, бесу подставил. И тот вышел из несчастного.

Смирение – единственный способ победить врага.

– Благословите, владыка, в продолжение темы, – это наш отец Николай. – Я тут вспомнил. Это ещё в советское время было, я тогда настоятельствовал в одном из храмов в далёкой глубинке. Пришла перестройка, и вместе с ней появились бандиты. Они тогда разъезжали по деревням в поисках старых икон, стариков грабили, не брезговали и храмами.

К нам они заявились ночью, два больших джипа. Меня сторож разбудил:
– Батюшка, вставай! Бандиты! Народ скликать надо.

Я кинулся по домам, стучался в окна, созывая всех в храм, а одну бабушку за милицией послал. Там, если задками бежать, всего четыре километра. Народ собрался в церковь, свет зажгли и стали читать акафист. Но что могут несколько старушек против восьми вооружённых мужиков? А без оружия те не ездили.

Вынес я из алтаря свой крест-мощевик и положил на аналой. Вот этот, я когда еду куда-нибудь, всегда на себя его надеваю. В нём частички мощей четырнадцати святых, в том числе Леонтия Ростовского и Никиты Новгородского. Бесноватые рядом с ним начинают биться.

Машины постояли-постояли и уехали. Я думаю, нас Бог по молитвам вот этих святых и спас.
– А что было потом?
– Потом меня перевели на другое место, и я забрал мощевик с собой.
– А что с храмом?
– Его потом грабили бессчётное количество раз. Сейчас вот только угомонились, да там уже и грабить нечего. На стенах старинные оклады, а в них иконы, что бабушки из календарей вырезали. На них они и молятся.

Потом мы пошли провожать владыку. Дружно выталкивали из снега его машину. Затем помогали друг другу. И в этот момент снова появилась наша знакомая. Где-то она до того отсиживалась. Только где? Храм уже закрыли, а рядом ни магазинов, ни контор.

Тычет пальцем в сторону отца Николая и кричит:
– Что я вам скажу, люди! Этот-то, бородатый, моего тела возжелал! Нет, вы представляете?! – кричит, разводит руками, словно ища поддержки у идущих мимо прохожих. – Я, между прочим, замужняя женщина, а он возжелал!

Люди, обходя её стороной, спешили дальше, а бесноватая всё кричала и кричала. Её обвинения в адрес отца Николая звучали нелепо, и хотелось смеяться. Но когда ты знаешь, кто кричит устами несчастного человека, то смеяться уже совсем не хочется. Ты понимаешь, что он не только в ней, но и рядом с тобой. Совсем рядом.

Не знаю, как бы я поступил на месте отца Николая, а он неожиданно поклонился ей и сказал:
– Мать, ты уж прости меня Христа ради. Я больше не буду.

Бесноватую точно в грудь толкнули. Отскакивает она назад и, не находя подходящих слов, ловит ртом воздух. Потом, собравшись с силами, снова, но уже не так громко, будто бы извиняясь, продолжает:
– Возжелал моего тела, а у меня есть муж, Вовка. Вот я ему всё скажу, он тебе надаёт, злой поп!

Батюшка снова ей кланяется:
– И у Вовки твоего Христа ради прощения прошу.

Это уже было слишком, женщина повернулась и снова побежала прочь, хотя и здесь за нею никто не гнался. С тех пор мы её в наших местах не видели.

Первая седмица Великого поста. Да, это очень напряжённое время. Скудная еда и ежедневные долгие службы с десятками поклонов. Но именно в эти дни, как ни в какие другие, храмы наполняются множеством молящихся.

Подходит она к концу, и становится жаль. Вместе с ней уходит в прошлое что-то для тебя очень важное и по-настоящему ценное. И в то же время не чувствуется трагедии, потому что ничего в нашей жизни просто так не проходит, но становится частью тебя и называется опытом.

Отец АЛЕКСАНДР

В храмах России и Украины плачет Богоматерь

В десятках монастырях России и Украины одновременно начали плакать иконы. Данные случаи стали фиксировать в Сумах, Ровно, Одессе, Новокузнецке и Ростове-на-Дону. Об этом сообщает польское издание Fronda.

Необходимо отметить, что плачущая икона считается страшным знамением, она призывает всех людей к покаянию.
Стоит напомнить, что последний раз аналогичные явления в России и Украине происходили перед распадом СССР и перед Октябрьской революцией. Такой случай можно оценить как Божье предостережение.
«Наверное таким образом Бог хочет предупредить о наступлении тяжелых времен и призывает всех людей к покаянию. Необходимо молится. Молитвы никогда не бывает много. Для христиан каждое такое событие является призывом к изменению жизни и знаком грядущего», — рассказал польский журналист Терликовский.

informvest.com

Стихи Наталии Лансере.
Даниил
Почти весь город Вавилон
Собрался под его окном.
Пришли смотреть, как он решится
«Перечеркнуть» царя закон.

Вот час молитвы наступает –
Как прежде, ставни отворяет
Князь, мудрый сердцем – Даниил
В мольбе колени преклонил.

Напротив Иерусалима
Его окно. Три раза в день
И славословья и молитвы
Возносятся к Царю царей.

Составлен заговор коварный,
Нелепый выпущен указ…
Он знает все. Пошире ставни
Он распахнул и в этот раз.

Вдруг слышит голос он старейшин,
Что еле слышно говорят:
- О, Даниил, наш друг мудрейший,
Побереги же ты себя!

Всего на тридцать дней потише
Молись ты в горнице своей.
Ведь Бог и так тебя услышит,
Как прочих праведных мужей!

А если ты молчать не хочешь,
Тем искушаешь Бога ты!
Мы ж нацию, наследье Божье,
Спасем молчаньем от беды! - Приходит час вечерней жертвы,
А храм наш весь разрушил враг…
Господь силен спасти от смерти,
Но даже если и не так…

Знал Даниил, на что рассчитан
И кем написан тот указ.
Один он должен быть испытан
Под взглядом недовольных глаз.

А соплеменникам-евреям,
Познавшим, сколько стоит жизнь,
«Наследье Божие» жалея,
Пришлось молитвы отложить.

Но Даниил не променяет
Свое хожденье пред Творцом!
Пасть львиную смерть разевает,
Задвинут камень надо рвом…

- Твой Бог, кому ты служишь верно,
Спасет тебя Он непременно!
И в подтвержденье тем словам
Бог заграждает пасти львам.

Велик Господь в Своем спасеньи,
Он любит любящих Его!
Да, Он достоин посвещенья.
Того, кто принял в смерть крещенье,
Он не оставит одного!

Львы, что остались без обеда,
Лежали тихо, как без сил,
Пока с Иисусом вел беседу
Всю ночь счастливый Даниил…