«А мы папу похоронили так же, как моего хомяка?»
Одна девочка вспомнила, как у них умер хомяк и как они его хоронили, и начала спрашивать: «А мы папу похоронили так же?» Другая девочка, которой не сказали о смерти родителя, рисовала все время черной ручкой гробы и кресты. Регина Енакаева, руководитель Филиала ТиНАО ГБУ Московской службы психологической помощи населению, рассказывает, что делать, чтобы такого не случилось.
«А мы папу похоронили так же, как моего хомяка?»
Мама говорила, что папа находится в больнице
Ко мне недавно обратилась мама, молодая женщина, у которой после длительной болезни умер муж. И она не сказала своей шестилетней дочке об этом. Несмотря на то, что отец умер прямо у нее на глазах, та не поняла, что произошло.
Мама говорила дочке, что папа находится в больнице, на похороны не взяла. Мама тяжело переживала утрату, не могла плакать.
Через сорок дней она пришла ко мне с просьбой помочь сказать дочери. Я объяснила, что чем дольше не говорить, тем больше у ребенка страхов и фантазий. Так и эта девочка – пока ей не говорили правду, она думала о присутствии отца в каком-то месте, фантазировала, а фантазии иногда бывают гораздо страшнее, чем реальность.
И действительно, до того, пока девочка не узнала, что папа умер, она начала плохо спать, боялась, просила оставлять зажженным на ночь свет.
То, что случилось, – факт, мы не можем ничего изменить. Поэтому наша задача – ребенка с этой мыслью потихонечку примирить.
Девочка приняла услышанное, плакала. Но никакого психологического разрыва, никакого соматического заболевания, которого опасалась мама, не произошло.
Самое главное – транслировать ребенку, что умерший родитель не страдает и что он, ребенок, не виноват в случившемся.
Это очень важно. Даже когда разводятся родители, ребенок думает, что он к этому причастен. Тем более, если дело касается смерти. И он начинает делать то, что в психологии называется «сделка»: если я буду вести себя по-другому, то, возможно, родитель вернется. Надо донести: нет, уже не вернется, ты с ним увидеться не сможешь. Обязательно приводить ребенка на кладбище.
Та шестилетняя девочка иногда еще говорит о папе в настоящем времени, но постепенно приучается к мысли, что его уже нет, говорит «был», «любил».
Не бояться отвечать на вопросы
Ребенку, даже маленькому, обязательно нужно сообщить, что родитель умер, даже взять на похороны. Ребенок пяти лет или чуть постарше отнесется к этому известию как к возможному, допустимому.
Взрослый, который находится в состоянии острого переживания, горевания и протеста против этого, думает, что ребенок точно так же протестует, проецирует свои чувства, силу своих переживаний на ребенка.
Но ребенок во многом воспринимает слова взрослого как должное. У ребенка просто нет сил так переживать.
Он, конечно, будет переживать, но по-детски. Главное здесь – не бояться отвечать на вопросы.
Сообщать о случившемся надо, когда ребенок находится в спокойном состоянии и в спокойной обстановке. После еды, лучше во второй половине дня, но не перед сном вечером. Конечно, не на улице, а дома. Взрослый тоже должен быть спокойным, насколько возможно. Если он говорит слишком эмоциональным голосом, сквозь рыдания, то ребенок испугается.
Ребенок может начать плакать, просто повторяя за взрослым. Он не знает, как вести себя в этой ситуации, и, скорее всего, будет вести себя так же, как и взрослый. Если взрослый кричит и плачет, то и он тоже начнет кричать и плакать. Если взрослый говорит принимающее: да, это горе, это утрата, но это случилось, надо постараться принять, – ребенок начнет воспринимать так же.
Если начнется истерика, надо ее остановить, просто его обнять, дать попить воды.
Вранье хуже тяжелой правды
Если от ребенка скрыли правду, сказали, что родитель, например, лежит в больнице, то ребенку хочется звонить, общаться. А ему не разрешают. И тогда как раз закрепляется вина, ведь раз родителю нельзя звонить, значит, он не хочет общаться.
Любое вранье, любое искажение реальности хуже, чем принятие очень тяжелой, но правды. Поэтому, на самом деле, когда взрослые не говорят ребенку о том, что умер их родитель, они жалеют себя. Им страшно сказать.
А ребенок, повторяю, примет, особенно от человека, который возьмет на себя эту ношу и мужественно ему сообщит. И ответит на все вопросы. Ребенку важно вписать случившееся в свой мир, в свою реальность. Что смерть есть в жизни, как и смена дня и ночи, времен года.
Ребенку пяти-десяти лет важно увидеть, представить, как происходят похороны, пережить их. Та девочка, о которой я говорила, вспомнила, как у них умер хомяк и как они его хоронили, и начала спрашивать: «А мы папу похоронили так же?»
Другая девочка, которой не сказали о смерти родителя, рисовала все время черной ручкой гробы и кресты. Она бессознательно чувствует, что надо печалиться.
Но ей ничего не говорят, и поэтому она начинает реагировать таким вот образом.
Если у ребенка есть потребность общаться с умершим родственником, есть невысказанное, что надо выплеснуть – можно написать письмо папе или маме и отнести на кладбище. Можно нарисовать рисунок, если ребенок еще не пишет.
Год – без резких перемен
Понятно, что ребенок будет горевать. Самое острое состояние шока, как и у взрослых – девять дней. Потом – один год, психологический срок нормального горевания. Есть такое понимание, что в течение года взрослый человек, если он потерял ближайшего родственника, не совсем адекватен. После года с ним надо общаться как со здоровым, пережившим болезнь. В течение первого года его решения нельзя воспринимать серьезно: они продиктованы эмоциональным состоянием.
У ребенка – то же самое. Потому в его жизни в этот год не должно быть никаких резких перемен: переводов в другой садик или в другую школу, никаких новшеств, потому что главная новость, которую ему предстоит осознать и принять – это то, что родитель умер.
Подготовила Оксана Головко