ТЕМА: Книги,статьи,журналы,рассказы.Все,что помогает нам

После 12 лет совместной жизни моя жена пожелала, чтобы я пригласил другую женщину на обед и в кино.

Она сказала мне: "Я люблю тебя, но знаю, что и другая женщина любит тебя, и хотела бы с тобой провести время".

Другая женщина, которой моя жена просила уделить внимание, была моей мамой. Она была вдовой уже на протяжении 19 лет.

Но так как моя работа и трое детей требовали от меня всех моих сил, я мог посещать ее только изредка.

В тот вечер я позвонил ей, чтобы пригласить ее на ужин и в кино.

— Что случилось? Ты в порядке? — сразу спросила она.

Моя мама - из того разряда женщин, которые сразу настраиваются на плохие новости, если телефон звонит поздно.

— Я подумал, что тебе приятно будет провести со мной время: — ответил я.

Она задумалась на секунду, затем сказала:

— Я очень хочу этого.

В пятницу после работы я ехал за ней и слегка нервничал. Когда моя машина притормозила возле ее дома, я увидел ее стоящей в дверях и заметил, что она, похоже, тоже немного волновалась.

Она стояла в дверях дома, накинув пальто на плечи. Ее волосы были закручены в локоны, и она была в платье, которое она купила на празднование последней годовщины своей свадьбы.

— Я сказала своим друзьям, что мой сын сегодня проведет со мной вечер в ресторане, и они остались под глубоким впечатлением,— сказала она, садясь в машину.

Мы поехали в ресторан. Хотя не роскошный, но очень красивый и уютный. Моя мама взяла меня под руку и шла так, словно она была первой леди.

Когда мы сели за столик, мне пришлось самому читать ей меню. Глаза матери теперь могли различать только крупный шрифт.

Дочитав до середины, я поднял глаза и увидел, что мама моя сидела, глядя на меня, и ностальгическая улыбка играла на ее губах.

— Раньше, когда ты был маленький, все меню читала я, — сказала она.

— Значит, настало время, когда нужно платить услугой за услугу, — ответил я.

За ужином у нас получился очень хороший разговор. Вроде бы ничего особенного. Мы просто делились последними событиями в нашей жизни. Но мы так увлеклись, что опоздали в кино.

Когда я привез ее домой, она сказала: "Я еще раз поеду с тобой в ресторан. Только на этот раз я приглашаю тебя".

Я согласился.

— Как прошел ваш вечер? — спросила меня жена, когда я вернулся домой.

— Очень хорошо. Намного лучше, чем я его себе представлял, — ответил я.

Несколько дней спустя моя мама умерла от обширного инфаркта.Это произошло так внезапно, что у меня не было никакого шанса что-то для нее сделать.

А еще несколько дней спустя я получил конверт с квитанцией об оплате из того ресторана, в котором мы с мамой ужинали. К квитанции прилагалась записка:

"Я оплатила счет за наш второй ужин заранее. Правда, я не уверена, что смогу поужинать с тобой. Но, тем не менее, я заплатила за двух человек. За тебя и за твою жену.

Вряд ли я когда-нибудь смогу объяснить тебе, что для меня значил тот ужин на двоих, на который ты меня пригласил: Мой сын, я люблю тебя."

img0.liveinternet.ru/images/attach/c/2//...f05704d8385a43ac.jpg


В реанимационном блоке, где делали операцию умирающей девочке, видеокамера запечатлела светящееся бесплотное существо.
Когда ситуация стала критической, родные решили положиться на волю Бога и отключить свою изможденную болезнями дочь от аппарата искусственного дыхания - выживет она или нет, не знал никто. Свято верила в спасение только ее мама. Она увидела своими собственными глазами рядом с койкой дочери светящееся бесплотное существо: Видеокамера наблюдения в дождливый день зафиксировала интесивное свечение у порога реанимации, в которой умирала девочка..

Девочка, умиравшая на больничной койке, поправилась.

Выздоровление 14-летней Челси Бэнтон стало сенсацией - врачи до сих пор не могут понять причину чудесного спасения и снова и снова рассматривают фотографию, на которой видно, что у дверей реанимации в решающий момент дежурил бесплотный ангел-хранитель. На видеозаписи камеры больницы, направленной на вход в палату, запечатлен неизвестный крылатый объект, сияющий неземным светом.
- Когда мы стояли над моей умирающей девочкой и молились, одна медсестра вдруг толкнула меня в плечо и указала на монитор, - рассказывает Колин Бэнтон, мама больной. - А там ярким пятном сиял крылатый объект. Я поняла, что это - ангел. И моя дочь или будет спасена, или попадет в рай. Я сама сняла маску, через которую дочь дышала уже полгода, и она родилась во второй раз.
То, что Челси Бэнтон из городка Минт Хилл в Северной Каролине, США, поправилась, называют чудом. Девочка с самых первых мгновений своей жизни проявляет чудеса выживания - как будто ее постоянно опекают небесные силы.
Челси родилась на пять недель раньше срока, доктора сказали, что ей осталось жить 36 часов. Но ошиблись. Малышка выжила - но провела четыре месяца в отделении интенсивного восстановления младенцев, а потом выписалась домой.

Но еще до того, как Челси исполнилось два года, ее снова положили в больницу с пневмонией. Уже тогда стали проявляться первые признаки болезни, которая потом приковала девочку к постели. В медицинской карте Челси Бэнтон указан целый букет заболеваний: водянка головного мозга или гидроцефалия, из-за которой пришлось вставлять в череп девочки шунт, а затем проводить несколько корректировок; смертельно опасные вирусы, а затем, уже в июле этого года у нее случилась ретенция, то есть задержка жидкости. Тогда из организма Челси откачали три литра воды.
Мама Колин, сама Челси Бэнтон и ее старшая сестра верят, что их счастье спас чудесный ангел.

- Мы молились каждый день, моя старшая дочь, я и Челси, - рассказывает Колин Бэнтон, - мы молились только об одном, о чуде.
И это чудо случилось. В это свято верит мама девочки. Оно произошло 5 ноября - спустя семь недель после того, как Челси в очередной раз доставили в больницу. Легкая простуда оказалась почти смертельной для ослабленного организма ребенка.
- Как только мы привезли Челси в клинику, ее сразу же подсоединили к аппарату искусственной вентиляции легких, - вспоминает мать.
Час от часу состояние больной ухудшалось. Каждый день у Челси находили новые заболевания - пневмония в левом легком, затем в правом, потом началось заражение крови, появились сгустки в крови, стафилококк, кишечная палочка. Челси не могла ничего есть.
Спустя два месяца госпитализации доктора пригласили семью на совет, чтобы обсудить «план действий». Никакого облечения для девочки не наступало, а быть постоянно подключенной к аппарату она тоже не могла. Наступил решающий момент - надо было попробовать снять дыхательную маску. Врачи уже несколько раз пытались сделать это, надеясь, что организм Челси начнет самостоятельно дышать и бороться за жизнь, но девочка тут же начинала задыхаться, и не в силах смотреть на ее муки, доктора снова надевали на нее маску. А затем доверили этот вопрос родным девочки. Семейный совет состоялся 31 октября.
- Семья решила, что, сняв маску, мы больше не будем надевать ее на Челси, - рассказывает Колин. - Будь что будет. Она уже достаточно натерпелась. Я чувствовала, что Бог хочет, чтобы я приняла такое решение. Моя дочь была со мной в течение 14 лет, и теперь пришло время разрешить ей быть свободной, передать ее на волю Всевышнего. Если бы она умерла, то попала бы на небеса и уже точно не чувствовала бы боли...
- Мы дождались, пока соберутся все члены нашей семьи, чтобы увидеть Челси, возможно, в последний раз, - говорит Колин. - В полдень 5 ноября мы все молились у ее постели, а медсестра вдруг указала мне на монитор. Камера показывала, что над порогом палаты висело какое-то существо. Оно излучало сильный свет. Я не могла оторвать глаз и воскликнула: «Боже, это похоже на ангела!»
Колин направила свой цифровой фотоаппарат на монитор, чтобы снять то, что видели ее глаза, но первый снимок не получился. Она попробовала второй раз, и объект отразился на снимке.
- Я успокоилась и поняла, что все будет хорошо, - до сих пор Колин, вспоминая этот момент, плачет. - И мы сняли маску. На следующий день медицинские показатели Челси были хороши как никогда! Она стала розоветь, доктора все удивлялись, не понимая, что происходит. Медсестра, которая и разглядела первой ангела на мониторе, сказала, что за все 15 лет своей работы она не видела ничего подобного.
14 ноября Челси перевели из реанимации в обычную палату, а еще через три дня выписали домой! Мать уверена, что спасение ее дочери принес ангел, и никто не сможет ее в этом разубедить.
- Тогда был дождливый день, - поясняет Колин. - Солнца не было вообще, а свет появился у палаты сам по себе. Если кто-то сомневается в подлинности этой фотографии, ладно. Но я знаю, что я видела. И никаких махинаций со снимком я не проводила. Я верю, что это - ангел.
- Все люди, которые соприкоснулись с этой тайной, изменились, - говорит Колин. - И я в том числе. Я стала по-другому смотреть на вещи, потому что я знаю, Бог видит каждое наше движение.
На Рождество Челси исполнилось 15 лет. И это - настоящее чудо, что девочка с таким медицинским прошлым жива, здорова и как самый обычный ребенок ходит в школу!

www.angel-moi.info/publ/zhizn_posle_smer...2-1-0-7#.Ve2x0RHtmkp

Музей кукол в Цфате( Израиль) - память о погибшей от рук террористов дочери Aллы Волковой.

Страшное событие предшествовало созданию этого музея.

19 октября 1994 года,Двадцать четыре жизни унесло то кровавое утро, распылило их надежды, мечты, оставило сиротами их детей, навсегда поселило грусть в родительских глазах.

В этом автобус спешила на работу Алла Волкова, младшая дочь Милы…Ей теперь всегда двадцать один год…

Алла любила куклы, славные резиновые куклы нашего детства, в простеньких платьях, со скромными прическами, вечно спадающими туфельками. Алла любила играть в них, относилась к каждой кукле удивительно бережно, а когда Мила с дочерями собралась pепатриироваться, то сложила все свое кукольное царство в багаж. Было ей шестнадцать лет, но мама не отговаривала дочь. Ей импонировало увлечение девочки куклами. Но дорога с дальнего Востока на Ближний, из Хабаровска – до Цфата, бесконечно длинна. На каком этапе растерялась Аллина коллекция , Мила не знает, да только не репатриировались любимые куклы в Израиль.

И однажды мама сделала в подарок своей взрослой дочери фарфоровую куклу.

Тогда она еще не следила за внешним сходством своих героев, просто создала что-то нарядное, воздушное и очень обрадовала дочку. Эта первая кукла в костюме мадам Помпадур положила начало созданию будущего музея.

Тогда Мила о нем еще не думала. Нужно было вести хозяйство, заботиться о будущем дочерей. Хотя, наверное, лучше о будущем не думать…

Оно придет, оно неизбежно и не всегда зависит от нас, наших мыслей и чаяний… Алла подросла, отслужила в воздушных войсках ЦАХАЛа, после армии вернулась домой. Немного поработала в Цфате, поступила в педагогический колледж в Рамат-Авиве, но решила отложить начало занятий на год.

Тебе и так тяжело, — сказала она матери, — а я немного подработаю себе на учебу». Алла переехала в Тель-Авив и устроилась на работу в бюро по трудоустройству в Дизенгоф-центре.

Она собиралась снять квартиру вместе в армейским друзьями, а пока временно поселилась в студенческом общежитии, где жиле ее старшая сестра Лариса.

История не терпит сослагательного наклонения, но страдающему человеку это все равно. Онa вновь и вновь повторяет: «если бы…». Обычно, Алла ездила на работу другим автобусным маршрутом, а в тот день проспала.

Она вообще была типичной «совой», тяжело вставала, а «жаворонок» Лариса всегда будила ее. В этот день Лариса И Алла договорились вместе ехать в Дизенгоф-центр, но Лариса, подрабатывающая у одной старушки, задержала и не успела вернуться в общежитие.

А Алла проспала. Чтобы не опоздать на работу, она села на первый подошедший к остановке автобус… им оказался автобус №5.


Мила все время думает, что было бы, если бы Лариса пришла вовремя в общежитие и Алла не спешила бы на работу.

И еще Мила пытается не думать, что было бы, если бы обе сестры, как договаривались, поехали вместе на автобусе №5….Ведь в то утром в нем погибли целые семьи…





В этот день Мила узнала о гибели дочери с экрана телевизора.

Встревоженные голоса ведущих новостей сообщали: "Тель-Авив - центр - улица Дизенгоф - взрыв в автобусе номер 5 - погибли 20 человек".

Среди них оказалась и Алла - это была ее остановка, она уже была готова выйти на улицу и бежать на работу.

-Я провела весь день у телефона, но никто не позвонил, - вспоминает Мила. Лишь утром друзья Аллы помогли ее матери добраться до морга. Старшая дочь Лариса уже была на опознании тела сестры, но не могла набраться мужества и сообщить об этом родителям. В любом случае, согласно израильским законам, требуется вторичное опознание.

-Доченька моя, Аллочка, я тебя очень люблю и вспоминаю каждый день.
У меня для тебя подарок - новая кукла, - эти слова вот уже 9 лет Мила Розенфельд повторяет про себя. Ведь Аллы уже никогда не будет рядом. Никогда не загорятся от радости и удивления карие глаза, не прикоснутся ласково руки дочери к рукам матери. Их навсегда разделил 19 октябрь 1994 года.

-Я все спрашиваю у Бога, почему она, а не я? Иногда мне кажется, если закричу изо всех сил, она услышит меня и вернется, - говорит сквозь слезы Мила.

Чтобы хоть как-то заглушить боль, Мила решила создать музей кукол в память о дочери и всех детях, погибших от рук террористов. Так появился маленький музей в городе, укутанном облаками на вершине горы, в городе художников и мистиков - Цфате. Кукла - символ детства. Она хрупка, как жизнь ребенка. Мистики верят, что у кукол есть душа и они могут общаться с людьми.

Так появился единственный в мире музей кукол и истории одежды, представляющий авторские работы одного художника Милы Розенфельд.

- Этот музей посвящен не только памяти Аллочки, - говорит Мила. - В восприятии обычного человека кукла - один из символов детства. По моей задумке, музей кукол должен стать памятником всем детям, погибшим в огне террора, и, увы, тем, кому еще предстоит стать жертвами в этой необъявленной войне. Все-таки, несправедливо устроен наш мир, где за проблемы взрослых расплачиваются дети...


Все маленькие "жильцы витрин" сделаны из высококачественного фарфора и полностью соответствуют пропорциям человеческого тела в соотношении один к четырем.

На создание одной фигурки уходит от 3 месяцев до 2 лет кропотливого труда. Все персонажи уникальны, а их одежда - предмет зависти театральных художников: ткани - шелк, бархат, парча, кружево, лен, батист; меха - соболь, норка, лисица; украшения - ручная вышивка, бисер и стразы. Мила оживила свои творения - ее адамы и евы могут менять позы, все части их тел подвижны. Кажется, что осталось лишь научить их говорить. Иван Грозный, принцесса Диана, царица Эстер, Екатерина П - поистине выдающиеся персонажи, поражающие своим портретным сходством. Но и другие экспонаты не менее привлекательны. Вам интересно, как выглядела испанская синьорина в 16 веке или казахская невеста, а индийская танцовщица и буддийский монах? Герои разных эпох и национальностей мирно уживаются в кукольном доме. Здесь тесновато, вместо 300 всего 25 метров, полки- этажи в 3 ряда - национальный, исторический, европейский костюмы. И все же этот музей - единственный в мире музей кукол одного автора.






Талантливая израильская художница смогла стать настоящей волшебницей - ведь поднявшись над своей личной трагедией, примирившись с болью в сердце, эта удивительная женщина дарит детям радость, а взрослым восхищение и теплые воспоминания о доброй и по-настоящему человечной стране - Детстве.

Как поверить что ты умерла?
Каждый взгляд твой хранит моя память
Только странно...дарю теперь я
Розы красные пальцы ранят...
Нет! Не правда, что нет тебя!
Ты как прежде всегда со мною!
Ничего ты не скажешь в ответ
Я всегда говорю с тобою!

Мне соседки говорят, что я еще не старая... Предлагают замуж выйти в мои семьдесят восемь... А я им говорю: «Как вы можете так шутить?..» Я ведь по-прежнему люблю своего мужа, только его одного... Хотя прошло уже десять лет, как он ушел в мир иной, — говорила мне пожилая женщина, благодарная за то, что я помогла ей донести от колонки ведро с водой.

Прихрамывая и опираясь на палку, она открыла калитку, и мы зашли во двор ее усадьбы, где стоял постаревший от времени и непогоды серый бревенчатый домик, выделяясь своей бедностью среди новых построек сельхозпоселка. Я понимала, что сразу уйти отсюда, пожелав доброго здоровья хозяйке, не смогу: женщине явно хотелось поговорить. Мы сели на лавочку, и я приготовилась слушать.

— Я расскажу вам то, чего никто не расскажет... Ведь ни у кого не было такой истории... Мы поженились сразу после войны. Муж у меня был простым человеком, но очень умным и добрым. И так меня любил, что я до сих пор ночами плачу в подушку оттого, что его нет рядом... Такие нежные слова говорил мне всю жизнь: «Душа моя... Долюшка... Красавица моя...»

Женщина вытерла платочком навернувшиеся на глаза слезы:
— Когда я родила ребенка, он стал еще внимательнее. Бывало, придет с работы, обнимет нас с сыном и стихи читает: «Как я выжил, будем знать только мы с тобой. Просто ты умела ждать, как никто другой»...

Я работала учительницей в школе, а он на заводе — слесарем, но стихов знал больше, чем я, и читал их очень хорошо.

И сын у нас вырос умным и добрым — в отца, только судьба его рано оборвалась: он погиб во время учений в армии, по нелепой случайности... И это в мирное время...

Женщина заплакала, и чтобы отвлечь и успокоить, я спросила ее имя.

— Мария Ивановна, — ответила она, спохватившись и вспомнив, что врачи запретили ей нервничать. — Знаю, что почти ослепла, и нельзя плакать, но не могу... В общем, смерть сына сплотила нас с мужем еще больше. Мы стали, как одно целое. На пенсию вышли одновременно: он на пять лет был старше меня. И никогда нам вместе не бывало скучно. Мы обогащали друг друга духовно! Потом он заболел страшной болезнью... За полтора года высох, превратился в лежачего больного. Я кормила его с ложечки, ухаживала, почти не отходила от него. Мы еще повенчаться успели, вызвав священника на дом... А когда мужа стали покидать силы, его лицо вдруг стало таким спокойным, просветленным... Я плакала, а он молчал. Вдруг он зашевелил губами, и я наклонилась над ним, чтобы услышать. Собравшись с духом, он прошептал мне свои последние слова:

«Я целую твои слезы...»

O Драгоценном Кружеве Жизни


Димка сидел в своей комнате за столом и рисовал.

Всё в доме было как обычно – мама на кухне готовила ужин, папа смотрел телевизор, устроившись в гостиной на диване, а кот мирно спал на Димкиной подушке.
Вдруг неожиданно за своей спиной мальчик услышал тихий тоненький плач.Димка быстро обернулся и опешил – на спинке его стула сидел маленький, почти прозрачный, серебристый человечек с аккуратно сложенными за спиной сияющими крылышками.

- Ты кто такой? – немного придя в себя, еле слышно прошептал он.- А разве ты не помнишь меня? – спросил он.- Ведь мы родились с тобой в один день …Я же твой ангел – тут он горестно вздохнул и добавил: – Хранитель- А почему ты плачешь? – спросил он, окончательно оправившись от испуга и осторожно подсаживаясь поближе.

Крылатый малыш помолчал, вздохнул, немного порылся в своём кармашке и, наконец, достав оттуда два кусочка тонкой кружевной материи, протянул их мальчишке.

Тот повертел странные лоскутки в руках. Они сияли и переливались невероятными красками, изящные петельки сплетались в причудливый узор поразительной красоты.

- Что это? – спросил он удивлённо.- Это – драгоценное кружево Жизни. Каждый из нас, ангелов, обязательно должен плести его, и чем красивее выходит узор, тем быстрее мы приближаемся к Великому источнику Добра и Любви…- Я старательно плёл моё кружево все эти шесть с лишним лет, а вчера оно вдруг разорвалось, и меня выгнали из Небесной школы юных Ангелов. У нас, знаешь ли, строго, очень строго с этим. -Зачем ты вчера сказал маме, что ты ее не любишь?
-Но я ведь просто так, я только хотел чтобы она мне купила новую игрушку,а она сказала что нет.Вот я и...

Мальчишке стало невыносимо стыдно и грустно. Опустив голову, он глядел на разорванное сверкающее кружевце, которое всё ещё держал в руках ангел.Небесная школа юных Ангелов…Драгоценное кружево Жизни…

- Я понял, я всё понял! – почти закричал Димка, – я всё исправлю, сейчас, погоди минутку!

- Мамочка, милая, дорогая, прости меня! Я вчера сказал, что не люблю тебя, но это не правда! Я очень, очень тебя люблю!

Когда, счастливый, он вбежал в комнату, его маленького ангела уже не было там…

Проснулся Борька, и, потянувшись, сладко зевнул, свернув колечком розовый язычок.Димка подошёл к столу. Среди рисунков и карандашей что-то сверкнуло. Осторожно приподняв листок, он увидел: на столе, переливаясь невероятными красками, лежало крохотное пёрышко из ангельского крыла…

Бабочка


Это был спокойный, замкнутый, неразговорчивый человек, и вся жизнь его прошла спокойно и замкнуто. Он всегда, сколько помнил себя, был уверен, что живет правильно и достойно и во всем поступает как должно. Всегда он честно, с полной отдачей, трудился на работе, медленно, но уверенно поднимаясь по служебной лестнице, а приходя домой, отдыхал спокойно и тихо, никому не мешая. Жену он любил - конечно, в лучшем, невыспреннем смысле этого слова, как, впрочем, это всегда и бывает в удачном браке. Она обладала покладистым характером, к тому же в молодости была настоящей красавицей, так что даже и тридцать лет спустя на нее было приятно посмотреть. Он любил и сына. Правда, тут ему не так повезло. Было несколько тяжелейших лет, когда тот совсем отбился от рук и невесть что творил, так что его чуть было не исключили из института, но, в конце концов, как-то все обошлось, и теперь у него была милая жена, две чудные крошечки дочки, своя квартира и хорошая работа.

Что до его собственной работы, то, наверное, он мог бы в своем министерстве достичь и большего, чем замзавотделом, но зато он никого не подсиживал, не спихивал, ни перед кем не заискивал. Ну, во всяком случае, не заискивал в ущерб своему достоинству. К тому же, чем меньше ответственности, тем спокойнее жизнь. А он нуждался в покое, потому что болезнь мучила его с молодых лет. Диабет. О том, как это страшно, знают только те, кто вынужден не расставаться со шприцем. Однажды он упал в коме прямо на улице, а прохожие обходили его стороной, принимая за пьяного. Спасибо какой-то доброй старушке, догадавшейся, что у тех, кто спивается, не бывает таких хороших пальто.

Его спасли. Смерть отошла. Но иногда он думал, что отошла недалеко, что когда-нибудь он так же вот упадет, и не окажется рядом доброй старушки.

Это было так чудовищно страшно, что он гнал от себя всякую подобную мысль. Главное - сделать укол и не забыть захватить с собой ампулу. И все будет хорошо. А о смерти не думать, не думать! Какой от этого прок? У него уютный дом, внимательная жена, забавный пес, а через год он выйдет на пенсию и отдохнет ото всего.

Смерть пришла к нему в ином облике. Сначала боль была еле заметна, и он не обращал внимания на нее - мало ли что покалывает там. Потом она стала расти и привела за собой свою сестру - тревогу. Тревогу смертную. Он прошел обследование, и врач с профессионально бодрыми пояснениями выписал ему какие-то таблетки, а через день жена вернулась с работы с мертвым лицом; но он тогда не понял связи этих событий. Или побоялся понять. Таблетки помогали недолго, он слег, и врачу пришлось прописать другие таблетки, потом - уколы.

Тогда он понял, что умирает.

Он никому ничего не сказал: без сомнения, все давно уже об этом знали. Все, кроме него. Он почувствовал, что глухая, непроницаемая стена отделила его от них. Все они, окружающие его, принадлежали другому, живому миру, чуждому его обреченности, - и разве они могли что-нибудь понять?! Он умрет - а они останутся жить, и жизнь будет все та же, прежняя, будет солнце, и лето, и дождь, и зима наступит потом - но все это уже без него. Без него! Это не умещалось в сознании. Он не мог представить себе, что его - не будет. Это казалось противоестественным. Впервые он почувствовал силу жизни, живущую в человеке. И подумал: "Душа не приемлет мысли о смерти, потому что она бессмертна".

Откуда явилась ему эта мысль? Он мог бы поклясться, что извне. Это была не его мысль, потому что он никогда не верил в Бога. Такое множество раз с самого детства ему твердили, что Бога нет, что он поверил этому безусловно. Но душа его, которую он в бесконечные бессонные ночи наконец научился слушать, - душа его знала, что она бессмертна. И он поверил ей и в страшной ночной тишине, слушая в глубине себя все растущую боль, научился молиться Богу, в Которого не верил всю жизнь.

Но боль все равно росла, и ужас рос вместе с нею, и не было ни надежды, ни утешения. Он догадывался, что надо сделать что-то еще, что мало простых, неумелых его молитв, но не знал, что же именно, и не смел заговорить об этом даже с женой, а уж тем более с кем-то другим. Они бы решили, что он от страха смерти сошел с ума.

А смерть была уже рядом. Она стояла, готовая, у изголовья и начала с того, что лишила его сознания. И он долго, долго ничего не чувствовал.


А потом вдруг увидел себя стоящим посреди своей комнаты, освещенной маленьким ночником. Занавески были раздвинуты, за окном голубел рассвет. Жена, усталая, тихо спала на диване, и выражение затаенной муки даже во сне не сошло с ее лица.

"Бедная!" - подумал он. И вдруг с изумлением прислушался к себе. В нем не было никакой боли! И он стоял! Но он уже давным-давно не мог вставать! Он обернулся к своей кровати. Там лежал... Он!

Он рванулся туда. И увидел свой собственный труп. И закричал. Но жена не проснулась. Даже не шелохнулась. Не услышала его. Не услышал и пес, спавший в ее ногах.
Они не могли теперь услышать его!

Он закрыл глаза и застыл.

Вдруг рядом с ним раздался пронзительный, мерзкий смешок, и волна невыносимого смрада обдала его.

- Наш жилец! Наш новый жилец! - злорадно выкрикнул тоненький, невыразимо гадкий голос.
- Наш! Наш! Наш! - подхватили другие голоса, и он, содрогнувшись от ужаса и омерзения, открыл глаза.

И пожалел, что открыл. В смятении он отступил назад - но отступать было некуда. Его окружали черные отвратительные твари, и глаза их, горящие оранжевым огнем и злобой, впивались в него, парализуя ужасом. Он ощутил волны злобы, исходившие от них. Злобы, которой не ведает мир людей.

- Не ваш!!! - закричал он. - Я верю в Бога!

- Ну так что же? - отвечали ему. - И мы тоже верим! - И затряслись от смеха, кривляясь и показывая на него кривыми черными лапами.

Волосы зашевелились на его голове. Невозможно, невыносимо было даже смотреть на них.
- Не-ет! - выкрикнул он, и голос его пресекся.

Он не знал, что еще сказать.

- На-аш! - передразнивая его, отвечало ему сразу несколько гнусавых голосов. - Ты делал наши дела! У нас целая книга твоих хоро-ошеньких дел!

В лапах одного из чудовищ появилась книга. Омерзительная черная мохнатая пятерня раскрыла ее, заскользила по строкам, и он услышал:

- Вот: убийство!
- Что-о?! Это ложь! - в ужасе вскрикнул он.
- А тот проект, про который ты сразу понял, что он опасен? И ничего не возразил! А люди-то погибли!
- Но начальник и слушать бы не стал! - пролепетал он.
- Ну и что? Не путай! Это уже его грех. За это и он будет наш! А вот - попустительство. Сына-то прозевал! Не воспитывал! Не наказывал! А там - и блуд, и воровство, и ложь, и соблазнение, и мно-ого всего. И во всем ты имеешь часть! Все - твое! А вот кощунство, чревоугодие, тщеславие - целые главы! Вот - немилосердие.

- Довольно! - раздался вдруг справа чистый и властный голос.

Вся отвратительная смрадная толпа сотряслась, съежилась и отлетела в дальний угол комнаты. Он обернулся, увидел свет - и так и бросился туда, под защиту... ангела. Да, это не мог быть никто иной, как его Ангел-хранитель, в которого он тоже всю жизнь не верил. Он был ослепительно светел и прекрасен, и добрая, утешающая сила исходила от него. Но как же скорбно смотрели его глаза!

- Довольно вам, злобные, терзать эту душу. Еще не настало ваше время, - властно сказал Ангел.

Он содрогнулся: как, так значит, их время еще настанет?!

С немым, молящим вопросом он посмотрел на Ангела.

А бесы из угла закричали в ответ:
- Это наша душа! Она в Бога не верила, жила в свое удовольствие, для одной себя! Она делала все, что мы ей говорили! - И добавили издевательски: - А тебя не слушала!

Ангел, не обращая больше на них внимания, грустно сказал ему:
- Беда в том, что эти лжецы на сей раз сказали правду. Ты не верил в Бога всю свою жизнь, ты отвернулся от Него, ты так и не обратился к Церкви Его, в которой мог бы спастись. Все твое добро ты делал ради своего удовольствия - и потому уже в той жизни получил награду свою, и мне нечего возразить, когда они перечисляют твои грехи, и я не могу защитить тебя от них. Ты сам дал им власть над собой. Но ты обратился к Богу и молился, хотя и мало, перед смертью, и Господь Вседержитель даровал тебе эти два дня, чтобы умолить всех, кого можно, молиться за тебя. Их молитвы могут очистить и спасти бедную душу твою. Знаешь ли ты таких людей?

Как громом пораженный стоял он перед Ангелом. Он не знал таких людей.

В мгновение ока пронеслись перед ним воспоминания. Вот он говорит сыну: -Бога нет. Одни старушки верят в этот вздор. Да что с них взять!

Вот он, высокомерно пожимая плечами, выговаривает жене, в сомнении советовавшейся с ним, не крестить ли им внучек:
-Ты же не веришь в Бога! Что за двуличие? Не понимаю тебя!

И она послушалась его.

Вот он отворачивается от старушки, попросившей у него копеечку ради Христа, и недовольно говорит жене:
-Все у нас пенсию получают, все обеспечены, а эта притворяется нищей!

Теперь он понял, что все эти его слова записаны в той страшной книге. В его приговоре! Он сам лишил себя надежды.

- Я не знаю таких людей! - в отчаянии воскликнул он.

Слезы текли по светлому лику Ангела. Он произнес:
- Мы будем просить всех твоих близких. Знай: они не смогут увидеть или услышать тебя, но я помогу им почувствовать, что ты рядом. Может быть, кто-нибудь поймет и помолится за тебя. Дай мне руку. Идем.

Выходя, он успел увидеть, как вылетела из комнаты нечисть, роем пролетев над собакой. Пес, словно учуяв бесов, мгновенно проснулся, заскулил, одним прыжком подскочил к кровати - и вдруг громко, тоскливо, отчаянно завыл.

Потом он увидел светлое высокое небо, встающее солнце, город под ногами, в головокружительной бездне, и услышал:
- Не бойся. Сейчас еще рано. Все спят. Ты можешь проститься пока с землей, побывать где хочешь. Я буду с тобой. Вот дом, где ты вырос.

Шел десятый день, как Лина с мужем и дочерью отдыхала в пансионате, в одном из самых очаровательных уголков Подмосковья. Сосновый лес, быстрая светлая речка, цветущие поля и уютный парк со множеством укромных ухоженных уголков уже стали для них своим, привычным, но от этого нисколько не менее интересным миром, обворожительным в своей многообразной, переменчивой красоте. Лине хотелось, чтобы эта красота, благоухание жизни природы коснулись сердечка ее семилетней малышки, и она любовалась с ней вместе каждым новым цветком, синекрылыми быстрыми стрекозами, живущими у реки, огненно-красными стволами сосен на закате, слушала песни кузнечиков, наблюдала, как муравьи и бабочки прячутся перед грозой, - и порой ей казалось, что и сама она снова переживает детство. Дни проходили размеренно и безмятежно, и Лина чувствовала, как проясняется и светлеет у нее на душе от этой тишины.

В этот день ее муж сразу после завтрака пошел в библиотеку, а она с дочерью - в парк, в один из укромных его уголков, где среди полевых цветов, скрытая за кустами, стояла удобная скамейка.

Вика сразу же стала устраивать под скамейкой домик для куклы, а Лина достала было книгу, но так и не раскрыла ее. С тихим наслаждением смотрела она вокруг. Ясное утро обещало знойный день. Уже теперь солнце согрело травы, и медовое теплое благоухание волнами поднималось от них. Лениво стрекотали кузнечики, бесшумно и озабоченно летали пушистые пчелы, и множество бабочек в легком танце порхало с цветка на цветок. Лина отложила книгу и задумалась.

Когда появилась эта бабочка, она не заметила.

- Мама, смотри! - восторженно воскликнула дочь, указывая себе на плечо.

На плече, на цветастом платьице, неподвижно сидела бабочка.

Таких было много вокруг. Они то и дело перелетали с одного цветка на другой, взмахивая коричневыми узорными крылышками.

- Она приняла этот цветок за настоящий, - объяснила Лина. - Не трогай ее, а то повредишь крылышки, и она погибнет. Пусть улетает.

Но бабочка не улетала. Только когда Лина, осторожно протянув руку, едва не коснулась ее, она вспорхнула. Но сейчас же опустилась на плечо Лины, потом - на подол ее длинного платья, потом перелетела на головку Вики.

- Послушай меня, послушай - говорил он, торопясь и захлебываясь отчаянием. - Я умер! Ты и представить себе не можешь, как это страшно! Как это страшно! Никто ничего не понимает! И мои - никто, никто не понимает! Они плачут! О, это больно видеть, как они плачут! Они любили меня! Но они не молятся за меня! Они не умеют, не знают! Они не верят, что есть Бог! Они не знают, что я жив и они могут мне помочь! Они только плачут! А мне нужна их молитва. Я был в церкви, Ангел водил меня туда. О, как сладко слушать молитву! Если бы я знал это, когда был жив! Если бы я знал, что меня ждет!!! Я прошу тебя, молись, молись обо мне! Я за этим пришел! Ведь ты понимаешь?! Я вижу тревогу в твоих глазах! Ты скоро, скоро узнаешь, что я умер. Молись за меня! Если бы ты знала, как ужасны те, власти которых я обречен! Каждая, самая коротенькая, молитва твоя подарит облегчение мне! За каждую из них мне простится какой-нибудь грех, за который сам я не просил прощения у Бога. Я всякий раз буду молиться вместе с тобой оттуда, оттуда, - с ужасом повторил он, - и Господь простит меня! Это единственная надежда моя! Прошу, прошу тебя, молись, молись, молись обо мне!!!

Он упал, рыдая, у ее ног, в исступлении отчаяния целуя подол ее платья, ее руки, руки ее дочери.

Бабочка перелетела с подола ее платья на тыльную сторону ее ладони, потом - на пальчики Вики, на подол ее платьица. Вика в восторге наблюдала за ней.

Стараясь заглушить неизвестно откуда явившуюся тревогу, Лина улыбнулась и неуверенно произнесла:
- Ну вот, какая тебе забава.

Он в отчаянии оглянулся на Ангела, воскликнул сквозь рыдания:
- Она не понимает!

Ангел со скорбным укором смотрел мимо него - на Лину. Тогда он тоже обернулся к ней. Она смотрела на Ангела. Она видела его! В этом не могло быть сомнений: словно тень запредельного ужаса и величия легла на ее лицо.

Она сразу же поняла (как будто кто-то ужаснулся этому рядом с ней), что сказала непростительное. И в подтверждение этому увидела. В воздухе, на фоне ясного неба, проступил - невидимый! - светлый и строгий лик с глазами глубокими и несказанными, каких не бывает у людей. Эти глаза с укором и скорбью смотрели на нее.

Тихий ужас сковал ее.

Происходило что-то страшное и великое. Кто-то умер из близких ей, чья-то участь решалась сейчас. Светлый ангел укорил ее в легкомыслии, потому что это с ней говорит душа - умершего... Но кто умер?!

Со стесненным дыханием она посмотрела на бабочку. Та, не двигаясь, сидела на тыльной стороне ручки Вики. И только тоненький хоботок, слегка приподнимаясь, касался и касался ручки девочки.

Она целовала ее руку!!!

Солнечный свет померк у Лины в глазах. Бабочка садилась только на те места, которые стал бы целовать человек, прощаясь навсегда!

"Но, может быть, это все-таки наваждение?" - в последней попытке защититься от ужаса подумала Лина. И осторожно, подбирая слова, сказала дочери:
- Вика, давай пересадим ее на цветок. Может быть, ей там будет лучше!
- Хорошо, - послушно согласилась девочка, - только ты сама.

Лина нерешительно протянула руку, примерилась, сомкнула пальцы. но бабочки и не коснулась, словно та пролетела сквозь руку.

Озноб прошел по ее спине. А бабочка снова села на руку девочки.

- Нет, Вика, давай мы сделаем по-другому. Подойди к цветку, - в последней надежде сказала Лина, - вот сюда. Протяни ручку.

Она сблизила руку дочери и цветок, подвела цветок под бабочку. И вот та уже сидит на цветке. Лина облегченно вздохнула. Вот сейчас она будет пить нектар, как и все такие же бабочки вокруг, и кошмар кончится! Но та была совершенно неподвижна. Потом взлетела и вновь опустилась на подол ее платья.

Лина оцепенела.

- Когда же ты поймешь? Я вижу Крест на тебе, ты христианка, - умолял он, все целуя подол ее платья, - что же ты не понимаешь, не слышишь меня?! Ну скажи: "Упокой, Господи, сию душу!" Прочитай молитву! Неужели ты не умеешь?! Обещай молиться за меня! Хоть одно слово скажи! Неужели ты так ничего и не поймешь?! Если бы ты знала, что это за мука - умереть и только тогда это понять! Спасайся! Спасай свою девочку! Молись! И за меня, прошу тебя, молись, хоть ты и совсем почти не знала меня! Если бы я мог тебе открыть, как это страшно - смерть! О, молись за меня!.. Молись!

- Она все поняла, - сказал Ангел. - Но она еще не научилась молиться. Это будет потом.
- Потом?! - в отчаянии вскричал он.
- Потом, - скорбно повторил Ангел. - Прощайся: нам пора.
- Уже? - Он содрогнулся.

Но послушался. Осторожно приблизился к девочке и поцеловал ее в лоб, между двумя прядками челки. Потом повернулся к Лине, взглянул в ее бледное, овеянное затаенным ужасом, помертвелое лицо, наклонился и поцеловал ее в самую середину лба. Она замерла и закрыла глаза.

Ангел снова взял его за руку и повлек за собой.

- Мама! Она села и мне и тебе на самую серединку лобиков! - засмеялась Вика.
- Да, девочка, да, - прошептала Лина, все еще чувствуя, как ознобом смертный холод прошел по ее лицу.

Бабочка скрылась за высокими травами, так и не сев ни на один цветок.

Лина не помнила, как она дошла до телефона. Едва смея дышать, набрала на диске свой домашний номер.

- Да! - ответил мамин голос, и Лина в изнеможении облегчения прислонилась к холодному камню стены. Значит, умер кто-то другой. Как спросить?

- Все в порядке у вас? - выговорила она.
- Да. Все в порядке. Только что пришла из магазина. А вы как?

Окончив разговор, Лина попросила мужа позвонить его родителям. "Чтобы не волновались", - объяснила она. И там все было хорошо.

Лина успокоилась. Страшное отступило. "Потом узнаю, что это значило, к чему это было. Только надо запомнить сегодняшнее число", - подумала она. И пошла с мужем и дочерью в кинозал смотреть старинную мелодраму.

И не помолилась.

Нина Васильевна, мать Лины, положила телефонную трубку, тяжело оперлась о стол, стиснула руками виски.
Так будет лучше, - убеждая себя, повторила она самой себе. - Не надо Линочке ничего знать. Не приезжать же им оттуда! Я сейчас же пойду помогать и завтра буду с ними, да и много там помощниц будет. Бедную Симу нам не утешить, никому. Сколько нас ни соберись. А он... Он бы не обиделся. Он за всю свою жизнь, наверно, и двух слов с Линочкой не сказал. Бедный! Ну да теперь он отмучился..."

Она тяжело вздохнула и повторила вслух как утешение:
- Отмучился!

И не помолилась.