Разве жизнь возвратится?
Никогда, никогда.
Улетит, как жар-птица,
Не оставив следа.
Не тревожьте слезами,
Тех, кто вами любим -
Только временно с нами
Быть положено им.
Отпустите, их тянут
Наши стоны назад.
Пусть безвесыми станут
И счастливо летят
В жизнь лишёную пятен,
Окружённую сном,
В мир, что нам не понятен,
Не объятен умом.
Наши слёзы - засада
В их нелегком пути.
Не зовите, не надо -
Им назад не прийти.
Что ж ты плачешь, вздыхая,
Дорогая, сейчас
Их бесплотная стая
Ждёт покоя от нас.
С этим надо смириться,
Это надо понять.
Улетела жар-птица,
Чтоб счастливо сиять.
Помоги ей, не поздно,
Сквозь насилье и зло
Вспоминай, но бесслёзно,
Вспоминай, но светло.
А горе ходит по домам,
Скрипит дежурно половицами,
И без остатка («наше – вам»)
Поет причитки чернолицые,
И крепом кроет зеркала,
Как свечи, ставит фотографии,
И в центре чистого стола –
Стакан. И хлеб. И эпитафия.
Мосты теперь разведены,
И ни души, ни перевозчика,
А ты боишься глубины,
И отойти назад – не проще. Как
Сосна с надломленным стволом,
Над берегом воде поклонишься,
Но сколько бы ни бить челом –
Ни зги, ни края и ни донышка.
Беззвучно капает смола
И вязнет в тишине бессонницы,
И ночь мучительно мала,
И убегает прочь бессовестно.
И ни нырнуть, и ни шагнуть
И не взлететь вослед за птицами…
И горе в дом находит путь,
Скрипя дежурно половицами.
Не виню выбирающих смерть добровольно,
обрывающих жизни непрочную нить.
Мне порою бывает мучительно больно,
и поэтому я не могу их винить.
Новых истин, пожалуй, друзья не открою,
знает это не только мудрец:
жалкий трус никогда не покончит с собою
и в петлю не полезет подлец.
Пусть, круша пессимизм, укрепляются нравы,
чтобы чаще от счастья всем радостно петь.
Да, на жизнь нам от Бога даровано право…
Впрочем, дал он и право на смерть.