ТЕМА: Рассказы

Записка мальчика, погибшего во время расстрела в школе в Ньютауне США.

Он успел спрятаться под парту и написать .. Аж за душу взяло...

В этом доме не сбываются мечты.

В двухтысячных годах по воле случая, а вернее – из-за халатного отношения к жизни, оказались мы с мужем и сыном-семиклассником в одном маленьком симпатичном подмосковном городке. Были намерены обосноваться там, как говорят, имели виды на жительство. Сами мы из Сибири. Опущу подробности о наших хлопотах и неудачах, нами же созданных. Это тоже интересно, но тема у меня другая.

После долгих поисков нам удалось найти дом; хозяйка сдала нам его за символическую плату. Договорились, что муж заработает в Москве денег и мы этот дом выкупим. Ну, муж уехал, остались мы с сыном.

Дом оказался очень старым. Хозяин тоже был старый человек, умер за несколько лет до нашего вселения. Говорили, что мужчина он был непростой, с тяжёлым характером, прожил нелёгкую жизнь.

Возле дома находилась огромная свалка, мы её вскоре убрали, и на этом месте зазеленела трава. Я обратила внимание, что в доме ни мышка не промелькнёт, ни паучок или ещё какая букашка – никакой живности нет. До лета ни одной мухи в доме не увидели. Хотя в доме долгое время никого не было, где-то гнильцой пахло, а с нижнего этажа – и сыростью. Опять же, кота завести смогли только с четвёртой попытки – не приживались.

Мы с сыном занимали две комнаты, а остальные четыре пустовали. И вот мы обратили внимание на такие странности: дверь открываем, входим, а закрыть не можем, как будто её кто-то из коридора держит. Если же мы дома, дверь сама открывается и закрывается со стуком, как будто кто-то вошёл или вышел. А то вдруг ясно слышится неразборчивое бормотание и покашливание, шарканье шагов. Это очень удивляло, но страха не было. В один момент, когда я начала падать, почувствовала, что меня кто-то поддержал, и не упала.

Одним летним утром я открыла створки окон и принялась за уборку. И вдруг слышу громкий и отчётливый женский голос: «Галя, Галя, ты дома?» Подумала, кто-то из соседок зовёт, подошла к окну, к другому – улица в обе стороны совершенно пуста. Снова слышу: «Дома, дома, Галя дома», – и смех женский, мелодичный.

Я в то время изучала Библию со свидетелями Иеговы. Ко мне приходили две прекрасные женщины, две Лены. При изучении Библии правильно трактуются различные жизненные ситуации. Так совпало, что в то время мы говорили о мистике, гаданиях и магии. Как к этому относиться с точки зрения Библии и так далее.

И вот во время нашей беседы мы втроём отлично услышали, как открылась и закрылась дверь. Одна из Лен сказала:
– Павлик пришёл.

Я ответила, что никто не пришёл. Она выглянула проверить и вернулась с изумлением на лице. Больше мы к этой теме не возвращались и никак её не комментировали. Но мои Лены с того дня во время занятий прислушивались ко всяким звукам в доме. Причём никак это не комментировали и не объясняли.

Так мы прожили полтора года, соседствуя неизвестно с кем. Кстати, ночами нас ничто не беспокоило.

Соседи и коллеги советовали пригласить священника, но я не смогла бы заплатить ему, мы были очень стеснены в средствах. На поведение домового как-то не очень было похоже. Я с ним постоянно разговаривала, угощение ему оставляла, не думаю, что это могли быть его проделки.

Однажды наш «некто» очень активизировался, мне даже пришлось возмутиться и строго отчитать его. На следующий день приехала хозяйка за квартирной платой, и я ей рассказала о наших чудесах. Она ответила:
– Это и неудивительно, ведь вчера у отца был день рождения.

От неё я узнала, что в доме жили четыре семьи. Отец выкупил у двух семей их квартиры. Много лет прожил один, ни одна его мечта в этом доме не сбылась. Ничего не выиграла и старушка, которая заупрямилась и не продала ему свои метры. И она по какой-то причине в этом доме жить не стала.

А я так хотела выкупить дом, постепенно отремонтировать его и жить долго и счастливо. Но за несколько дней до Нового года нам сообщили, что моего мужа убили в Москве. Сын после такого известия был в очень плохом состоянии. Мы срочно выехали в Сибирь.

Дальнейшая судьба дома мне неизвестна. Мы живём на родине, в своём городке, но я часто вспоминаю «тайны мадридского двора», наше странное пристанище на чужой стороне.

То, что с нами происходило, подтверждает мнение, что дома, как живые существа, делят со своими хозяевами радости и горе и даже «наследуют» некогда кипевшие в них жизненные страсти. Однако было бы понятно, если бы это открылось кому-то близкому, дочери, например, или даже бывшим соседям. Но ведь мы с сыном абсолютно посторонние люди. Что и почему хотел «сказать» дом именно нам? Непонятно.

Там во дворе у сарая стояла под стоком огромная бочка. Деревянная, очень старая, в неё набиралась дождевая вода. Бочка никогда не пустовала, но во снах я часто видела эту бочку именно пустой. Мне уже тогда было понятно, что и нам в этом доме тоже не придётся жить. Так оно и вышло.

Хочу сказать, что я далека от мистицизма, трезво оцениваю проявления жизни. Но то, что случилось с нами, – чистая правда.

Из письма Галины Петровны Пичугиной,
г. Камень-на-Оби, Алтайский край

Любовь- это искусство с неизменным интересом и удивлением наблюдать степенное и могучее течение жизни,это дар или умение замечать в этом бескрайнем потоке каждую красивую каплю,каждый яркий луч радоваться им.Наверное ,это безумно сложно.
У Михаила Пришвина есть коротенькая зарисовочка под названием" Радость".

Мне кажется,она не только о радости,сколько о любви,которая и наполняет нашу душу.

Солнечно-росистое это утро, как неоткрытая земля, неизве данный слой небес, утро такое единственное,- никто еще не вставал, ничего никто не видал, и ты сам видишь впервые. Допевают свои весенние песни соловьи, еще сохранились в за тишных местах одуванчики, и, может быть, где-нибудь в сы рости черной тени белеет ландыш. Соловьям помогать взялись бойкие летние птички, подкрапивники, и особенно хороша флейта иволги. Всюду беспокойная трескотня дроздов, и дятел очень устал искать живой корм для своих маленьких, присел вдали от них на суку просто отдохнуть.

Вставай же, друг мой! Собери в пучок лучи своего счастья, будь смелей! Начинай борьбу, помогай солнцу! Вот слушай, и кукушка взялась тебе помогать. Гляди, лунь плывет над водой: это же не простой лунь, в это утро он первый и единственный; и вот сороки, сверкая росой, вышли на дорожку,- завтра так точно сверкать они уже не будут, и день-то будет не тот, и эти сороки выйдут где-нибудь в другом месте. Это утро един ственное, ни один человек его еще не видел на всем земном шаре: только видишь ты и твой неведомый друг.

И десятки тысяч лет жили на земле люди, копили, пере давая друг другу радость, чтобы ты пришел, поднял ее, собрал в пучки ее стрелы и обрадовался. Смелей же, смелей!
Враг мой! Ты вовсе не знаешь,и если узнаешь,тебе никогда не понять,из чего я сплел радость людям.Но если ты не понимаешь моего лучшего,то чего хватаешься за мои ошибки и на основе каких мелких пустяков поднимаешь свое обвинение против меня? Проходи мимо и не мешай радоваться.
И опять расширится душа: елки,березки- не могу оторвать своих глаз от зеленых свечей на соснах и от молодых красных шишек на елках.Елки,березки,до чего хорошо!

Какое вам доброе дело сделать?

Мы с моим старым приятелем, а заодно и сантехником, сидим на лавочке, что у меня перед подъездом, и решаем, как станем проводить отопление в новую часовенку. И так увлеклись, что не заметили, как на лавочку рядом с нами опустилась незнакомая женщина неопределённого возраста.

Почему неопределённого? Потому что у людей пьющих невозможно определить возраст даже приблизительно. Женщина дохнула в мою сторону запахом свежевыпитой водки и произнесла со слезинкой в голосе:
– Скоро уже тётю Галю выносить будут.

Мы, не обращая на неё внимания, продолжаем высчитывать необходимое количество радиаторов отопления на внутренний объём часовни. Женщина снова:
– Жалко тётю Галю, хороший она была человек.
– Рома, а что, если вместо биметалла мы возьмём чугунину?
– И картошки всегда наварит, а если есть, то и селёдочкой угостит.
– Батюшка, я и сам за чугун. Ну что биметалл, там полезный объём горячей воды всего триста пятьдесят миллилитров…
– Ну и что, что она пьющая? А кто не пьёт? Зато у тёти Гали всегда можно было переночевать. Пойди сейчас найди ещё такого доброго человека. Одинокая она, никого после неё не осталось.

Краем уха я разобрал слова о «добром человеке», привычно перекрестился и сказал:
– Помоги Бог доброй тёте Гале. Раз никого нет, вот вы за неё и молитесь.
– А что ваш Бог? – собеседница снова обдала меня густым водочным ароматом. – Он есть и будет, а нашей тёти Гали больше нет.

Потом, уже после разговора, я позвонил старосте и поинтересовался, не заказывал ли кто поминовения по новопреставленной Галине?
– Это ты про алкоголичку из твоего дома? А кто будет по ней заказывать, она же одинокая. Вчера её дружки к нам приходили, просили на гроб помочь.
– И ты дала им денег?
– Ага, как же, что, я не знаю эту публику? Пришлось самой ехать покупать, иначе пропьют. А отпеть – нет, никто не просил. Да они, наверное, о таком и не слыхали.

Я ещё тогда подумал: рядом со мной, буквально в соседнем подъезде, много лет жил человек, а умер – и я даже не могу представить, как она выглядела. Ну как? Наверное, как и все опустившиеся личности. Но и она старалась делать для других что-то доброе – хотя бы для своих же товарищей по несчастью.

Жил человек, жалел людей. Умер, и куда он теперь с этой своей жалостью? Его-то кто-нибудь пожалеет?

Мне один батюшка рассказывал в начале 90-х, он тогда ещё учился в семинарии при Троице-Сергиевой лавре.
– В свой город я приехал совсем поздно, последней электричкой. Что автобусы в такой час не ходили, это понятно, но на привокзальной площади я не встретил ни одного такси. Пришлось добираться до дому пешком, а это значило – идти почти пять километров по заметённым снегом улицам ночного города.

Иду, а ветер, холодно, электричество тогда экономили, потому фонари тускло, в полнакала светились только по центральному проспекту. Навстречу никого. Думаю: ну хоть какая-нибудь машинка в мою сторону, ну хоть самая завалящая.

Вдруг меня догоняет большая чёрная машина, джип. Они тогда ещё только-только стали у нас появляться. И все знали, что на таких машинах разъезжают большей частью бандиты. Потому законопослушные водители на отечественных «Жигулях», стараясь не связываться с разбойниками, спешили уйти в сторону и уступить дорогу. Эх, вот бы эти люди посадили меня к себе в машину и подбросили до дома!..
– Господи, Ты же видишь, мне холодно и страшно, яви такое чудо, помоги!

Большая машина подъехала к перекрёстку и встала под светофором. Стоит и показывает, что поворачивает в сторону, противоположную той, которая нужна мне. До перекрёстка оставалось ещё метров пятьдесят. И те, кто находился в машине, могли бы уже раз десять свернуть в нужном направлении, но почему-то оставались на месте.

Мне стало не по себе: почему они не уезжают? Уж не меня ли ждут? Поравнявшись с автомобилем, я хотел пройти дальше и тут услышал, как опустилось стекло. Из машины высунулась голова:
– Эй, пацан, иди сюда.
– Простите, это вы мне?
– А кому же ещё? Садись давай, вот сюда, назад.
– Но поворотник вашей машины показывает, что вы хотите свернуть налево, а мне нужно как раз направо.
– Не волнуйся, куда тебе нужно, туда мы сейчас и поедем.

Даже если бы я и хотел от них убежать, вряд ли это получилось бы. Кругом лежали горы наметённого снега, так что отступать было некуда.

Впереди сидели двое, я устроился сзади, закрыл дверцу джипа, и мы поехали. Через несколько минут я почувствовал, что сижу на чём-то очень неудобном, и решил это что-то отодвинуть в сторону. Но оно задело ещё какую-то железяку и предательски звякнуло.
– Слышь, пацан, мы тебя не предупредили. У нас там сзади три «Калашникова», ты это, не пугайся, – и ребята весело заржали.
Легко сказать, каково это – ночью в компании с незнакомыми людьми, да ещё и верхом на автомате, мчаться по пустынным улицам ночного города!
– Мы хоть и бандиты, но этой ночью мы добрые. Тебе повезло, вчера днём у одного лоха машинку отжали и в благодарность Богу решили: в эту ночь будем делать только добрые дела.

Они действительно доставили меня домой, а прощаясь, предупредили:
– Будь здоров, пацан, и наш тебе бесплатный совет: старайся так поздно по городу не ходить. И с нами больше не встречаться. Не каждый день так везёт.

Примерно в те же годы начинался и мой путь к Богу. Я слушал того священника и понимал, что если разбойники не чураются добрых дел, то и мне, христианину, Сам Бог велел творить добрые дела. Только не так это просто. Вот кто хочет, пусть попробует и потом скажет, просто это или нет.

Ходил я тогда по улицам и всё думал – какое бы доброе дело сделать? Ну точно как тот сказочный герой из фильма «Морозко»:
– Люди, какое вам доброе дело сделать?

Но ничего доброго в голову не приходило. А то, что приходило, казалось каким-то жалким и смешным. И вот однажды возвращаюсь вечером с работы и вижу на столбе объявление. Я человек любопытный, если что-то висит на столбе, обязательно подойду и прочитаю, за что много лет получаю от матушки. Та не одобряет моего любопытства и постоянно в такой ситуации произносит свою любимую фразу:
– Не читай заборов! Ты разве не знаешь, кто и что на них пишет?

Но в тот вечер я шёл в одиночку, потому мне никто не помешал. На половинке бумажного листа из тетрадки в клеточку дрожащим почерком пожилого человека было написано примерно следующее: «Миленькие, я, старая, потеряла кошелёк. А в нём вся моя пенсия. Как же мне теперь месяц прожить? Если кто найдёт, Христом Богом прошу, верните мне его по адресу…»

Прочитав объявление, я чуть не задохнулся от нахлынувших на меня радостных чувств. Вот, это именно то что надо! Спасти человека от голода, помочь ему заплатить за квартиру. Понятно, что кошелёк я искать не собирался. Ищи его теперь, свищи. Я поступил по-другому. Узнал, какая в то время пенсия считалась средней, поговорил с женой, а она у меня человек нежадный. Взял необходимую сумму и отправился по указанному в объявлении адресу.

Дверь открыла бабушка.
– Чего тебе, милок?
– Скажите, это вы потеряли кошелёк?
– Да, – бабушка обрадовалась, – неужто нашёлся?
– Ну, почти нашёлся. Вот возьмите, это ваши деньги.
– Мои деньги? – бабушка внимательно смотрела на купюры – Нет, это не мои деньги. Мои бумажки были не такие.

Потом она посмотрела мне в глаза и сказала:
– Ты меня обманываешь, это твои деньги. А мне чужого не надо, я в жизни чужого ничего не брала.

Она протянула мне мои деньги, а я, не зная, как поступить, стал пятиться назад по лестнице. Я отступаю, а бабушка упорно продолжает идти вслед за мной. Наконец, я повернулся и побежал. И как же удивился, когда спустившись на первый этаж, услышал, что моя бабушка тоже бежит. Правда, она была уже старенькая и угнаться за мной не могла. Потому, запыхавшись, остановилась на этаж выше и закричала:
– Пойми, мне не нужна твоя жалость! Я хочу, чтобы тот человек, что нашёл мои деньги, вернул мне их. Пожалуйста, забери это назад.
– Нет, сейчас не возьму. Вам на что-то целый месяц жить надо. Решите вернуть – приносите в храм.

Она всё-таки вернула мне мои деньги через много лет, когда я уже стал священником. Подошла после службы с конвертом в руках и напомнила о себе.

Первый неудачный опыт не поколебал моей решимости продолжить творить добрые дела. Только теперь я понимал, что не нужно приставать к людям со своей помощью, ещё далеко не каждый согласится её принять. Даже от священника.

Как-то в аварии погибла одна моя знакомая. Муж, считая себя виноватым, в отчаянии решил покончить с собой, но не вышло, зато получилось на целый год улечься на больничную койку.

Помню, зима. Приходит на панихиду их девочка, помолиться о маме. Почти ровесница моей дочери. Холодно, а на ней лёгкое осеннее пальтишко. Мы с ней немного общались. Встречая её в посёлке, я всегда расспрашивал об отце и так, вообще, о жизни. Потому и тогда поинтересовался:
– Почему ты так легко одета?
– А у меня нет тёплой одежды. Мама собиралась купить, но не успела.

Я представил на её месте собственного ребёнка, и стало так больно. От боли даже слёзы на глазах навернулись. Так иногда бывает. И ничего не могу с собою поделать, болит – и всё тут. Пошёл в алтарь и стал рыться в сумке, в карманах. Достал все свои заначки и снова подошёл к девушке. Я уже не помню, сколько там было, но на зимнее пальто, пускай и скромное, ей должно было хватить.

Это была суббота, а на следующий день, в воскресенье, ко мне подошла её бабушка и сказала:
– Никогда, слышите, никогда больше так не делайте. Мы не нищие и мы не нуждаемся в ваших деньгах!

Я не знаю, что она обо мне тогда подумала, но спасибо, что не пыталась вернуть мне деньги назад.

А эпопея с добрыми делами продолжалась. Как-то, ещё задолго до священства, поехал на рынок купить картошки. Уже возвращаясь с тяжёлой сеткой в руках, подхожу к автобусной остановке и наблюдаю такую картину. Из автобуса выходит пожилая женщина, скорее всего, какая-нибудь дачница, с неизменным дачным атрибутом – большущей сумкой на колёсиках. Тётенька уже было сошла, но в последний момент оступилась и громко вскрикнула.

Люди, находившиеся в тот момент на остановке, заботливо усадили женщину на лавочку, подкатили к коленям сумку, сели в автобус и разъехались по своим делам.

А я остался, потому что мне в очередной раз повезло проявить милосердие и христианскую любовь. И уж этот человек точно не откажется от моей помощи. Одно мешало – моя тяжелая авоська с картошкой. На остановке её не оставишь, утащат. Тут меня неожиданно выручил знакомый. Он как раз мимо на своей «Волге» проезжал, увидел и остановился. Мол, садись, до дому подброшу. Я обрадовался: вот оно, Господь всегда рядом с тем, кто помогает ближнему!

Мой знакомый, человек добрый, конечно же, согласился помочь. Общими усилиями мы усадили плачущую дачницу-москвичку к нему в машину и отвезли в приёмный покой городской больнички.
– Вы мне дайте телефон кого-нибудь из ваших близких, – говорю ей, – нужно же сообщить, где вы. А то беспокоиться станут, переживать.

Когда я вернулся в поселок, мне не терпелось немедленно отправиться на переговорный пункт и позвонить в Москву. Я уже заранее слышал, как приятный и обязательно женский голос скажет:
– Спасибо вам, молодой человек! Мы вам очень благодарны за помощь, оказанную нашей маме.

А я ей отвечаю:
– Ну что вы, что вы! Какая благодарность? На моём месте так поступил бы каждый христианин.

Но картошка, целая авоська весом двенадцать килограммов, заставила сперва отправиться домой и только после этого – на переговорный пункт.

Звоню и слышу в трубке недовольный мужской голос. Первое разочарование.
– Простите, я звоню по поручению Марии Ивановны Петровой. Знаете такую?
– Ну, знаю, это моя мать.
– Так вот она, к сожалению, приехав к нам в город, выходила из автобуса и, видимо, сломала ногу.
– Блин! Этого ещё только не хватало! – молчание. – А сам-то ты кто такой?
– В общем, никто, просто прохожий. Я ей до больницы помог добраться.
– И чего ты хочешь, прохожий? Бабла срубить захотел? Так ты лучше на носу себе заруби: ничего у тебя не получится! Ты меня понял? Ещё хоть раз позвонишь, я тебя найду и точно башку сверну!

Домой я возвращался точно оплёванный. Меня обидели в очередной раз, когда я действительно по-настоящему помог человеку. Нет, ну что, ему было трудно просто сказать «спасибо»? И всё, и повесить трубку.

Потом я расскажу об этом случае моему духовнику отцу Павлу, и он скажет:
– Обидно? Я понимаю, ты сделал доброе дело и ждал похвалы, а вместо этого тебя обругали. Ты читаешь Евангелие. Вспомни, как много доброго сделал Христос, и что в ответ? Правильно, люди Его убили. И ладно, если бы Господь не догадывался о том, что Ему грозит. Нет, Он знал, что убьют, но продолжал делать.

Так что тебе ещё повезло, тебя только обругали. А на будущее имей в виду: христианство, несмотря на то что мы постоянно говорим о смирении, – всегда наступательно. Мы действуем на опережение. Пускай тот человек, что сегодня считает тебя своим врагом и относится к тебе с явным предубеждением, почувствует на себе твою бескорыстную любовь. И неважно, обругает он тебя сразу после того, как ты ему поможешь, или промолчит. Годы пройдут, может, и он поймёт, что ему или его близкому помогли просто потому, что он человек. Он не поймёт – сын поймёт или внук. И сам станет человеком, способным на добро. Миру как воздух нужны добрые дела.

Уже десять лет как ушёл в вечность мой дорогой отец Павел, а я сам, став священником, пытаюсь продолжать его дело. Я улыбаюсь, вспоминая те мои первые неофитские, но такие искренние и наивные попытки сделать кому-нибудь что-нибудь доброе. Со временем я понял, что нам не нужно специально искать добрых дел, а просто надо жить этим. И раздавать добро так же естественно, как есть хлеб и дышать воздухом. Делать и не задумываться о том, что ты совершаешь нечто большое и необычное.

После похорон тёти Гали прошла неделя, а я уже про неё и забыл. Как забываешь о множестве мимолётных встреч, случайных разговоров ни о чём.
Подхожу к своему дому и вижу, как из окна квартиры на третьем этаже ребята-гастарбайтеры бросают вниз, прямо в палисадник, чью-то старую мебель и прочий домашний скарб.

Внизу, возле дома, меня окликнул знакомый работник из местной хозбригады:
– Батюшка, ты там повнимательнее!
– А чем это вы тут занимаетесь?
– Да вот, алкашка одна преставилась. Квартирка освободилась, велено очистить от хлама.
– А наследников, что же, не нашлось?
– Говорят, одинокая была. Потому и не приватизировала. Но я тебе скажу, хозяйка хоть и выпивала, а квартирка ничего, чистенькая.

Я догадался: ага, так это же он про тётю Галю. И подумал: вот и закономерный финал. Закончилась человеческая жизнь, и теперь в огонь отправится всё, что было с ней связано. Я увидел рассыпавшиеся фотографии, пачку старых писем, перевязанных верёвочкой. Может, ещё мамины? У меня дома тоже такая же. Поднять? Но кому интересны чужие письма? А вот душа, куда пойдёт её душа? Говорят, будто она была неплохим человеком и делала много доброго. Так что же, неужели от этих дел ничего не останется?

И тут замечаю – среди мусора валяется икона. Кричу:
– Эй там, наверху, погодите кидать!

Поднимаю икону с земли, отираю от пыли. Спаситель. И поражаюсь, какой хороший образ. Немалых денег стоит. Сохранила, не пропила. Получается, Он ей был нужен?
– Я заберу, можно?
– Вот басурманы, икону выбросили, – посетовал мой знакомый. – Бери что хочешь, батюшка, всё одно жечь.

Я прижимаю образ к груди и поднимаюсь к себе. У меня отличное настроение, я вдруг почувствовал, что мы с этой тётей Галей не чужие друг другу. Завтра же подарю эту икону кому-нибудь из наших, пускай поминают. И ещё нужно узнать, где её могилка, обязательно пойти и отпеть.

Отец АЛЕКСАНДР

Радикальный опыт: 16 лет без денег

1 мая 1996 года успешная и состоятельная 54-летняя жительница Дортмунда, педагог и психотерапевт по профессии, ликвидировала свой банковский счет, раздала деньги и имущество нуждающимся и ушла из дома в «свободное плавание» с одним чемоданчиком, в который положила несколько личных вещей и фотографий.

Первоначально она планировала продержаться без кошелька и банковского счета один год, но опыт оказался таким успешным, что Хайдемари решила больше никогда не возвращаться к прежней «нормальной» жизни.

С тех пор она странствует по Европе, переезжая с места на место, пишет книги, читает лекции, рассказывает всем желающим о своем опыте, а за все необходимое для жизни расплачивается своим трудом, «по бартеру». За крышу над головой она расплачивается работами по хозяйству, на еду зарабатывает, занимаясь уборкой в супермаркетах, парикмахерам платит, выгуливая их собак или оказывая другие нужные им услуги — и т.п. Когда какой-то европейский университет или общественная ассоциация приглашают ее рассказать о своем уникальном опыте, вместе с приглашением ей присылают билеты на транспорт.

Одежду она получает также по бартеру — собственно, с организации бартерного клуба в ее родном Дортмунде все и началось: посмотрев, как развивается эта социальная инициатива, Хайдемари поняла, что сможет прожить совсем без денег.

Правительство ежемесячно перечисляет Хайдемари пенсию в 800 евро как бывшей учительнице, но пенсионерка раздает эти деньги знакомым и незнакомым людям, которым они нужны больше, чем ей. Гонорар, полученный от издательства за свою первую книгу, Швермер также раздала нуждающимся. Единственная страховка на случай чрезвычайной ситуации, которую позволила себе эта смелая дама, — купюра в 200 евро, которую она хранит в сумочке. По словам фрау Швермер, за все 15 лет у нее ни разу не возникло нужды в этих деньгах.
Корреспондент «Калькалист» Итай Лахат нашел героиню в городе Гамельне, где она прожила последнее лето, работая над своей новой книгой и обращая жителей в свою «веру». Журналист убедился, что в облике Хайдемари нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего о бездомности и бедности: здоровая, элегантная и ухоженная женщина с постоянной улыбкой на лице. Она ни о чем не тревожится и ничего не боится: на вопрос журналиста, как же она встретит старость без накоплений и страховок, Швермер ответила, что надеется остаться в форме до конца жизни, но если силы все-таки ее покинут, и ей станет трудно ездить с места на место, она сможет получить пристанище у своих двоих детей, которые любят мать и уважительно относятся к ее взглядам. Детям, как и всем остальным, женщина собирается платить за кров своим трудом.
В чем смысл этого радикального эксперимента над собой? Хайдемари объясняет, что ее всегда мучил вопрос: почему в современном обществе деньги стали играть роль главного мерила всех прочих ценностей? Почему деньгами измеряется человеческое достоинство и сама жизнь? Женщина прекрасно видит, как много хорошего создала денежная экономика, насколько велик ее творческий потенциал, и не считает, что всем стоит отказаться от денег по ее примеру.

Однако Хайдемари убеждена, что опыт жизни без денег, временное возвращение к натуральному обмену могут расширить сознание людей, освободить их от иррациональных страхов и глубоких деформаций в системе ценностей, которые накопились в недрах современной капиталистической цивилизации.

Четыре года назад «Немецкая волна» рассказывала о Хайдемари как о европейском «курьезе», эксцентричной чудачке, нашедшей себе необычное лекарство от скуки. Но с началом финансового кризиса в Европе и нарастанием движения социального протеста у Хайдемари появляется все больше заинтересованных слушателей и последователей, готовых «расширить сознание» путем временного отказа от денег.

Не знаю, как он выпросил свидание.

Мы живём в городе Благовещенске Амурской области. Мой папа, Игорь Иванович Беззаботнов, уехал к своей сестре в далёкий город Рыбинск повидаться с родственниками, погостить. Да и задержался. Когда уехал, моему сыну был годик с небольшим. Таким дед видел его последний раз в своей жизни. Хотя нет, предпоследний. А последний раз был уже в той, «другой» его жизни. О чём я и хочу вам рассказать.

Снимали мы квартиру в четырёхквартирном доме барачного типа. Хотелось пожить в доме «на земле», чтобы ребёнок чаще бывал на улице. Сынок мой подрастал, было ему уже около четырёх лет. В просторной кухне имелся глубокий, но довольно тесный погребок, в котором мы хранили небольшое количество картофеля, банки с вареньем и соленьями.

И вот пришла мне телеграмма с печальным известием, что моего папы не стало, а съездить, проводить его в последний путь не было финансовой возможности. Конечно, оттого и горе было тяжелее. Выслала я родственникам денег на похороны и осталась дома в переживаниях и горючих слезах.

Вот девять дней прошло, приближаются сороковины. Слышала, что душа умершего сорок дней находится на земле, рядом с нами, а затем улетает в мир иной. Правда это или нет, но в моём случае так, видимо, и произошло.

В ночь на сороковой день после ухода папы снится мне сон, но такой странный – то ли сон, то ли явь. Как будто чей-то настоятельный голос убеждает меня спуститься в погреб вместе с сыном. И хотя я осознаю, что не должна этого делать, это абсурдно, поддаюсь убеждению, беру сына и спускаюсь в погреб. Занятие не из лёгких – крутая лесенка, теснота, то есть всё как в реальности. Но когда мы спустились, я увидела, насколько погреб вдруг стал просторным, прямо как кухня над ним. Пол земляной, а стены аккуратно обиты досками.

Мы с Иваном пока вдвоём, но точно знаю: надо немного подождать. И вот из ниоткуда появляется мой отец в одежде, в которой я привыкла его видеть: военная рубашка цвета хаки, брюки в мелкую клетку, коричневые сандалии. В общем, образ не отпугивающий, а наоборот – очень родной. Освещение было как днём на улице, но и немного в полумраке, хотя обстановка, цвета – всё видно.

Я, как бы осознавая неестественность ситуации, держусь по отношению к отцу насторожённо. Он же, подойдя к стене и опершись о неё так, как делал последнее время перед отъездом, потому что болела нога, сказал: «Так вот каким Иван уже стал!» Это была его единственная фраза. Отец смотрел на меня и своего внука с большой любовью. И с какой-то грустью. Только он один понимал, что сейчас происходит. Уж как отец выпросил там свидание с нами, не знаю, но это было самое настоящее прощание, теперь уже действительно навсегда.

Я же в тот момент ответила отцу очень сухо: «Да, папа, вот таким стал Иван». Мы ещё немного помолчали, и отец сказал как бы мысленно, но я это услышала, поняла: «Ну что ж, мне пора», – и исчез.

Сколько раз я потом корила себя, что не смогла поговорить с отцом в тот момент, спросить его о чём-нибудь, побольше рассказать о внуке. Но, видимо, по-другому было нельзя. Ведь всё это происходило помимо моей воли.

Папы не стало на 71 году жизни. Прошло уже почти 13 лет, а мне до сих пор его очень не хватает. Все люди, с которыми он пересекался, отзываются о нём с теплотой. Это был удивительный человек с очень нелёгкой судьбой, который никогда не падал духом, ни разу никому не отказал в помощи. Светлая ему память.

Из письма Ирины Игоревны Сергеевой,
г. Благовещенск